«Ведущая: - Вопрос и возможность заработать пятьсот рублей. Что такое Холокост?
Евгения (после недолгого молчания): - Клей…
Ксения (смущённо): - Холокст, в принципе, мне ни о чем не говорит. Канцелярское что-нибудь… принадлежность.
Евгения: - Нет, именно, клей. Может быть, там, для обоев... Название чего-то… Или, может быть, материал для обустройства дома.
Ксения: - У меня нет вариантов, давай возьмем твой вариант.
Евгения: - Мы думаем, Холокост - это клей для обоев!».
Вот так-так! «Холокост - это клей для обоев»!.. Я вначале подумал, что это розыгрыш такой или подстава?.. Но через пару недель девушек позвали на радио «Свобода» для интервью. Они пришли, сели. Смотрю, нет, настоящие!..
«Журналист: - Потом, после передачи, вы посмотрели значение слова "Холокост"?
Евгения: - Посмотрела.
Журналист: - Поняли, что это?
Евгения: - Это гонение евреев во время Великой Отечественной войны.
Журналист: - Более подробно вы можете сказать? Вы же, наверное, не две строчки прочитали?
Евгения: - Если честно, это я узнала со слов своей сестры.
Журналист: - То есть вы до сих пор ничего об этом не прочитали?
Евгения: - Нет.
Журналист: - А слышали такое слово - "Освенцим?
Евгения: - Нет.
Журналист: - Ксения, ваше мнение?
Ксения: - Слышала.
Журналист: - Что это такое?
Ксения: - Что-то про войну, какую-то гражданскую, по-моему…».
Вот так… Вы, кстати, не подумайте, что это говорят запущенные, дебильные девицы. Нет. Вежливые, милые, искренние девушки. Ксения и Евгения Каратыгины родились в небольшом поселке во Владимирской области. После окончания 9 классов поступили в гуманитарный лицей-интернат во Владимире. В 2009 приехали в Москву, подали документы сразу в три вуза и везде прошли, но выбрали Текстильный университет им. Косыгина. Сейчас живут в Москве, учатся на третьем курсе. Отличницы, получают повышенную стипендию.
Тем не менее, про Холокост, как не знали на шоу, так и не знают. Про евреев, представьте себе, они не знают просто вообще! Поняли только, и то, видимо, в студии «Свободы», что «на них были гонения». За что? Отвечают, и логика их рассуждений проста: девушки предположили, что евреи получаются, когда русская женщина рожает ребенка от нерусского мужчины. А таких полукровок всякому хочется гонять, и русским и нерусским. А раз на евреев были гонения – следовательно, евреи - это такие, вот, полукровки, плод русской женщины и нерусского мужчины. Под нерусскими мужчинами они подразумевают азербайджанцев и азиатов, которые им тоже активно не нравятся.
«Журналист: - Существуют ли у вас какие-то предрассудки – с такой-то группой нельзя общаться, с другой можно?
Евгения: - Я почему-то отклоняюсь от людей, которые по национальности Азербайджан, Узбекистан. Почему-то я не могу с ними общаться.
Журналист: - А с евреями?
Евгения: - Тоже никогда!..».
Многие смеялись. А мне, например, было не смешно. Но когда начинаешь изумляться подобной исторической и культурной слепотой, тебе в комментариях сердито отвечают: «А вы что, хотели, как все дерьмократы, чтобы про Ленина, Сталина они не знали, а про Холокост знали?! Да девушки просто молодцы, чётко обозначали, что они русские, и не нуждаются в вашем «мультикультурном» окружении, проявили твёрдый характер и не сыграли в американские политкорректные поддавки!».
Или ещё так: «Подумаешь, они не знаю что такое Холокост! И правильно делают. Давно пора эту глупость, придуманную мировым еврейством, выветрить из мозгов молодёжи. Как и Сталина и прочие бабушкины сказки. Кстати, у нас в школе одна тоже не знала, кто такой Сталин. Адольфом Виссарионовичем его звала и евреем. Ну и что, прожила спокойно!».
Вначале даже не знаешь, как на это всё реагировать. Потом начинаешь спокойно втолковывать:
- Да нет, надо знать про Ленина, надо знать про Сталина, про всё, что может тебя заинтересовать и взволновать, что поможет тебе ориентироваться в повседневной жизни и в ключевые её моменты принимать правильное решение. Чтоб не было так, как писал журналист, соавтор сценариев проекта Леонида Парфенова "Намедни", Денис Горелов: «…Дети не знают who is Lenin? Видал я тех детей. Они также не знают, кто такие Бергман, Байрон и Битов. Словарь на «Б» исчерпывается Братом, Бумером, Бригадой и Барби. Однако не все потеряно. Бетховен пока канает - в качестве сенбернарской собачки».
Да, собачка «Бетховен» ещё канает, а Холокост уже, выходит, нет? И это в стране, где победа в Великой Отечественной войне стала фактически единственной позитивной опорной точкой национального самосознания практически всего российского общества! Иначе говоря, по большому счёту, из событий XX в. его объединяет и роднит лишь оценка Великой Отечественной войны. А тут такой конфуз на весь мир с этим Освенцимом и Холокостом!..
Но, похоже, Женя и Ксения в этом вопросе мало чем отличаются от миллионов своих сверстниц и сверстников по всей России. И вопрос, думается, не только в качестве образования, телевизионной мозгомойке или тлетворном влиянии Запада.
Одной из главных причин подобной массовой исторической амнезии является то, что Холокост и Освенцим, а ряд этот можно продолжить, для подавляющего большинства россиян являются частью не Великой Отечественной, а Второй Мировой войны, которая в России традиционно служит лишь фоном для войны главной, основной, решающей - Великой Отечественной. И то, что происходило за её пределами знать российской молодёжи не обязательно. И даже вредно, поскольку подобное знание размывает их чувство патриотизма и гордости за свой (русский) народ и свою страну-победительницу (Россию). В этом направлении уже давно работает вся гигантская идеологическая машина российской власти, в т.ч. и президент страны Путин, который в очередном приступе такого исторического беспамятства недавно заявил, что Россия победила бы в ВОВ, даже если бы Украина и не входила в состав СССР (братский привет т. Путину от миллионов украинцев погибших на фронтах ВОВ, и не только!..).
Причём, полностью монополизировать ту победную войну России было совсем не сложно. Ведь способность большинства наших людей, старых, ещё советских, да и новых, к сожалению, тоже, самостоятельно и квалифицированно судить об историческом прошлом, правильно воспроизводить и давать оценку историческим событиям, мягко говоря, совсем невелика. Положение серьёзно усугубляется ещё и тем, что абсолютное большинство из них имеет весьма приблизительное представление не только о мировой истории, но даже об истории собственной, личной, и если и слышали о генеалогическом древе, то в основном знают своих предков не дальше третьего поколения, т.е. только до деда-бабушки. Такая же примитивная культура у нас, к сожалению, сложилась и в отношении к семейным фамильным архивам, если у кого-то, хоть что-нибудь ещё сохранилось.
Это всё результат того, что наш исторический пейзаж всегда формировался не памятью отдельных людей, а верховной властью. Исторические события тщательно ими отбирались, рассортировывались и в нужном порядке выставлялись для народа. Личное подавлялось ради общего и постепенно им замещалось.
Морис Альбвакс — французский философ, социолог, погибший в 1944-м в Бухенвальде, писал:
«История разделяет череду веков на периоды, как сюжет трагедии распределяется по нескольким актам. Но в то время как в пьесе от одного акта к другому продолжается одно и то же действие, с одними и теми же персонажами, остающимися вплоть до развязки верными своему характеру, - в случае истории возникает впечатление, что от одного периода к другому обновляется всё: интересы, направление мысли, способы оценки людей и событий, а также традиции и перспективы на будущее».
Так сфальсифицированная властью история постепенно вытесняла у нас память собственную. Не физиологическую, нет, а память социальную, состоящую из так называемых «ориентиров» — базовых, личных воспоминаний, скрепляющих память каждого индивида подобно каркасу. А без них, без таких воспоминаний, без этого каркаса, и получается то, что произошло в головах у двух московских девушек студенток. Государственная история войны полностью заменила им историческую память собственных предков.
«Дело в том, - подчёркивал Альбвакс, - что история и впрямь похожа на кладбище, где пространство ограничено и где всё время приходится находить место для всё новых могил».
Это правда. Но наше убогое и изрядно лживое советское военное кладбище давно и наглухо закрыто. А мы всё продолжаем ходить на него, самоуверенные и счастливые, гордые от ощущения своей святости и правоты. Ни копать новые, ни подходить к старым - всё запрещено! «Не дадим переписывать историю! Не дадим!..».
Ну и не давайте, вам же хуже!.. Вот поэтому и становится у нас возможным то, о чём с горечью писал С. Глузман: «Внуки и правнуки солдат, победивших нацизм, с книгой Гитлера на столе – это мы. Внуки и правнуки сталинских арестантов, рассуждающие с телеэкрана о гении Сталина – это тоже мы».
Зато мы не перестаём насмехаться над немцами, которые всеми силами стараются окончательно завершить печальные истории своего недавнего прошлого, для чего постоянно поддерживают в обществе здоровое чувство ответственности за весомую часть своей военной вины. Ведь память о вине – это единственный способ избежать повторения. Это веками должно воспитываться в народе и укоренять его надо на генетическом уровне. И у немцев это есть. Причём, вина – это не обязательно реальная вина, это выбор между забытьём и памятью. В том числе и у поколений, не имеющих отношения к некогда происходившим событиям. Немцы страдают, но помнят. И не дают себе забыть. Чтобы ужасно не повториться.
А мы - нет. Нам нужна не правда, а повод для национальной гордости. Для нас всё, что в истории не одобрено и не спущено начальством, чаще всего чужим, - «обойный клей». И это, увы, не только Освенцим и Холокост. И когда-нибудь аукнется не только Российской Федерации, но и, если ничего не изменится, и «независимой» Украине.