Вы привезли в Киев спектакль «Дядюшкин сон» по Достоевскому. Насколько Достоевский сегодня актуален? Все-таки XXI век на дворе. Время донельзя прагматичное. Я бы сказала, высокоскоростное.
Построенное исключительно на технологиях. А тут стенания героев Достоевского из позапрошлого века…
Смотря что назвать актуальностью. Достоевский может быть сегодня и неактуален. Но он вечен. Он вечно будет существовать. Так что вечное всегда актуально. Ничего в этом такого нет. Я вообще немножечко
против, знаете, такой злободневности в театре. Мне кажется, что надо касаться именно вечных тем. А у Достоевского этих тем хоть отбавляй. Так что у меня нет ощущения, что спектакль может оказаться
старомодным. Старомодной может оказаться моя работа. Воплощение – это совсем иное дело. Но Достоевский в этом не будет повинен ни в коей мере.
"Дядюшкин сон" номинирован на «Золотую маску» в нескольких категориях. В том числе за лучшую женскую роль – в этой категории вместе с Алисой Фрейндлих также номинировалась и молодая
актриса Полина Толстун. Разница в возрасте и опыте – колоссальная. Чем она так покорила жюри?
В первую очередь об этом надо спросить членов жюри. Я не знаю почему. Полинка – это наша молодая звездочка, и я уверен, что у нее большое будущее. Она просто одаренный человечек. Юное существо,
которое два года назад оказалось в нашем театре. А до того училась в нашей студии. И она была, по-моему, на втором курсе, когда сыграла у нас в «Двенадцатой ночи». А потом вот так плавно и логично
оказалась в театре. Она очаровательна. Хотя в итоге ни Полина, ни Алиса Бруновна Фрейндлих «Маску» так и не получили. «Маску» получил только Олег Валерьянович Басилашвили. Но это прекрасно, когда со
столь именитыми артистами представляются еще и молодые.
В 1995 году Алиса Фрейндлих сыграла леди Макбет в вашей постановке…
Сыграла.
Считается, что это один из самых опасных спектаклей. С ним связана масса суеверий, и многие актеры боятся в нем играть…
Она об этих суевериях не говорила. Говорили другие. И потом – все зависит, наверное, от настроя. Если верить без конца в то, что я возьму этот телефон и он взорвется, то он, в конце то концов,
взорвется. Я уверен. Есть больные, которые настолько боятся операции, что стоит до них дотронуться карандашом, как они умирают. Не знаю. Правда, через три месяца после премьеры «Макбета» не стало
большого артиста Владислава Игнатьевича Стржельчика. Но нам же не суждено прокрутить время обратно. И посмотреть с такой точки зрения: ну хорошо, ребята, я не буду ставить «Макбета», давайте
посмотрим, будет ли здоров Владислав Игнатьевич… С Алисой было другое. Она меня умоляла не ставить ее на эту роль по другой причине. «Я, – говорит, – никогда в жизни не играла трагическую роль. В
трагедии не участвовала. Я играла драматические роли. Так что умоляю вас, мне кажется, эта роль не для меня». Единственным аргументом, которым удалось ее задержать на репетициях, было следующее. Я
говорю: «Алиса Бруновна, давайте так – вот месяц мы с вами не обсуждаем, ваша это роль или нет. Месяц мы работаем. И если через месяц вы мне повторно скажете, что это не ваша роль, честное вам слово
– вы свободны». Вот это помогло. Месяц она работала. Через месяц говорю – вопросы есть? Она говорит – нет…
А сложно работать со звездами? С такими, как Алиса Фрейндлих и Олег Басилашвили?
Поверьте, с ними сложно не бывает. Сложно так же, как с любым из артистов. У них… Вот вы можете представить, что Алиса Фрейндлих на репетиции ведет себя, как студентка третьего курса? Она все время:
«Да, да, да, да, да»… Она все время хочет что-то поймать: «Ой! Что-то тут не так, что-то тут не так»… А Басилашвили как ревностно относится! Он все время: «А зачем это нужно? Вот что мы хотим этим
сказать? Подождите… А почему вы взяли меня на эту роль? Ну, зачем? Я же не знаю что…» Все время сомневается. И сколько бы им ни было лет, они все время будут работать в состоянии поиска. Это и
вправду так. Но интересная, потрясающая вещь! Они столько лет работают вместе. Назовите фильм, где они вместе. В «Служебном романе» эпизод из двух с половиной минут. Все. А «Калифорнийскую сюиту» они
играют столько лет, что кажется, будто они это делают вместе с детства. С яслей. Или сейчас в «Дядюшкином сне»... И они очень бережно друг к другу относятся. Как-то в аэропорту все на нас смотрели,
когда Алиса на весь аэропорт кричала «Олежка, ты не устал?». Люди повернулись. Кто такой Олежка? Думают, внук идет сзади нее. И тут Олежка такой. С ними одновременно очень приятно, и это великие
артисты. Наверное, история потом вот таких артистов называет великими...
Насколько сегодняшний кризис сказывается на работе БДТ? На работе актеров, на гастролях? Удается ли собирать полные залы?
Для нас важнее, чтобы кризис не сказался на зрителе. На нас он не скажется. В том смысле, что если даже будут финансовые трудности, я уверен, что в труппе БДТ из-за финансовых трудностей никто хуже
работать не станет. И это не красивые слова. Я очень хорошо знаю эту труппу. Каждого из них. Но, конечно, кризис постепенно сказывается. И будет еще сказываться, естественно. Но в первую очередь это
отражается, например, на количестве новых спектаклей. Вот в будущем сезоне мы выпустим на два новых спектакля меньше, чем в этом сезоне или прошлом. Так что, увы, да… Ну что ж… Будем выкручиваться.
Но не будем опускать рук и плакать, мол, ой как нам трудно. Мы – театр. Нам надо делать новую продукцию и каждый вечер играть. Вот и все.
То есть можно сказать, что ваших зрителей кризис пока не зацепил? Ведь и бытует мнение, что в непростые времена люди как-то больше начиняют тянуться к искусству. В том числе и к театру.
Чтобы хоть ненадолго уйти от проблем на фоне вечного…
Знаете, некоторые театры пошли на то, что, невзирая на кризис, подняли цены на билеты. Мы категорически этого делать не будем. Мы боимся потерять своего зрителя. Есть такое понятие для нас – зритель
БДТ. Хотя он, конечно, каждый вечер разный, пестрый. Но мы дорожим нашим зрителем. Зрителем БДТ. Ни в коей мере, какие бы ни настали трудные времена, цену на билеты мы не поднимем.
Вы народный артист Грузии и России, четверть века работали режиссером в Тбилиси. Вы сегодня поддерживаете отношения с грузинскими театрами?
Ну как же, поддерживаю, естественно. Но это я лично, не БДТ.
А какие-то премьеры у вас в грузинских театрах планируются?
Это уже немножко сложно. С тех пор, как я стал художественным руководителем БДТ, мне все труднее туда вырываться. Хотя, конечно, я не только поддерживаю связь. Ну, как, я без Грузии…
Как вы относитесь к нынешним отношениям России и Грузии? К нынешнему конфликту, который до сих пор не прекратился?
Я отношусь с огромным раздражением, потому что считаю, что ни одна из сторон не может называться правой. Ни одна. Ни одна сторона, ни другая, ни, извиняюсь, третья. Там правых нет. Так что эту тему
не будем трогать. Это самая больная тема, какая только может быть.
Cкажите, пожалуйста, какую, на ваш взгляд, функцию сегодня должен выполнять театр? Развлекать, воспитывать или какую-то иную?
По-моему, все вместе. И не надо театр ограничивать – дескать, он должен выполнять только такую функцию. Театр не должен забывать о своей нравственной функции, как бы старомодно это сегодня ни
звучало. Только развлекать… Для развлечений есть другие места. Это то же самое, если спросить про литературу. Она должна только развлекать? Или, предположим, такой жанр, как детектив – вот я очень
его уважаю и мне совсем не стыдно. Но то, что детективные романы или повести активно продаются, не значит ведь, что только детективы и надо печатать. И мне кажется, что театр, особенно театр с
корнями православия, не должен забывать о своей нравственной функции, которая у него была.
Но можно ли применить эту нравственность в рыночных условиях?
Можно. Я уверен, что можно. Но так незаметно, неназойливо, ненавязчиво. Но спектакль, как мне кажется, должен быть построен на одной из заповедей. Для себя я так и делаю. Когда ставлю спектакль, я
всегда подставляю какую-нибудь из десяти заповедей. Я даже артистам об этом не говорю. Но это мне как-то помогает. Иначе я не понимаю. Если я ставлю спектакль, значит, я делюсь с вами своей болью,
хочу ею вас заразить. Не потому, чтоб вы заболели, а может быть затем, чтоб мы с вами нашли какой-то общий выход. По-моему, театр никогда не должен ставить диагноз, то есть указывать: поступай так.
Это глупо. Нельзя. Но вскрыть что-то, нечто такое, что может нас беспокоить, надо. Но ничего плохого нет, если театр иногда еще и развлекает. Так что, что в этом плохого? И смеяться будем тоже.
Редакция «Левого берега» благодарит украинское представительство РИА «Новости» за помощь в организации встречи с Темуром Чхеидзе