Есть, конечно, небольшие разногласия в стане онлайн-революционеров. Большевики настаивают, что в светлом
будущем «все будет происходить в онлайне». Менее радикальные меньшевики считают, что в «основном в онлайне». Но и первые, и вторые твердо стоят на марксистской web 2.0 платформе: появление
соцсетей неизбежно приведет к отмиранию всей старой оффлайновой системы отношений. Мир стоит на пороге глобальной web-революции. Только теперь роль могильщика старого строя принадлежит не хмурым
сутевым пролетариям, а задротам, зависающим в инетике креативному классу.
И, конечно, по мнению революционеров, все значимые выборы и перевороты последних пяти лет эмпирически подтверждают эту неумолимую диалектику. Президентские кампании Обамы-2008 и -2012, арабские «твиттер-революции» и даже успехи украинской оппозиции на последних выборах. Во всем усматривается победа коммуникации в социальных сетях над старыми способами коммуникации: якобы отживающими свой век телевидением, другими традиционными СМИ, личными встречами и т.п.
Кстати, о так называемых арабских твиттер-революциях, вторую годовщину одной из которых, египетской, как раз сейчас отмечают веселыми оффлайновыми погромами. Твиттер-революции, говорите? Да, действительно в части арабских революций последних лет были задействованы интерактивные нью-медиа: социальные сети twitter и Facebook . А также возможности интернет-«монстра» Google , и в особенности его сервиса видеохостинга YouTube.
Правда, помимо таких вещей, как активное использование соцсетей и YouTube , были еще некоторые другие «малозначительные» моменты этих переворотов. Во-первых, эти революции, по своей сути исламские, совершались как итог многолетней оффлайновой оргработы «Братьев-мусульман». В Египте в 2010 году, т.е. незадолго до революции, из-за многочисленных нарушений власти «Братья-мусульмане» вынужденно бойкотировали выборы и не вошли большинством в парламент, хотя электорально явно побеждали. Кстати в Ливии, где в силу ряда обстоятельств «Братья-мусульмане» не имели мощной сети, онлайн - революции не вышло: Каддафи свергали оффлайновым экспортом боевиков и поддержкой с воздуха авиацией НАТО. Схожая с Ливией ситуация сейчас складывается и в Сирии.
Во-вторых, активной силой последних арабских революций являлась пассионарная мусульманская молодежь: с одной стороны, интенсивно использующая новые интернет-технологии, с другой – абсолютно архаичная в своем мировоззрении.
И, в-третьих, в этих странах авторитарные режимы имели практически полную монополию на традиционные СМИ: электронные СМИ, прессу, интернет-СМИ.
То есть превозносить роль соцсетей, и онлайн-медиа в целом, в этих переворотах, мягко говоря, не корректно. А как же тогда оффлайновая оргработа «Братьев-мусульман», антиправительственные проповеди в мечетях, создание тенденциозного фона в мировых СМИ, работа агентуры западных разведслужб, переговоры с элитными группами внутри режима, дипломатическое и военное давление и т.д.? Очевидно, что именно оффлайновые действия создали предпосылки и возможность успешных революций. Как очевидно, с другой стороны, и то, что в этих революциях был впервые задействован по-новому инструмент нью-медиа, оказавшийся особенно эффективным в условиях монополии режимов на традиционные СМИ.
Итак, допустим в обществе созрели некоторые революционные предпосылки. Однако для совершения самого переворота пока еще нет достаточной критической массы людей, готовых выйти на улицы и легитимизировать радикальное противостояние режиму. Недовольство еще не оформилось в единое виденье и не канализировалось на одного врага – главу государства. Таким образом необходимы и некий формат, описывающий непротиворечиво и доступно образ врага (в арабских революциях им стал ДЭИР – «демонстрационный эффект имущественного расслоения»), и каналы доставки этого формата (каналы доставки информации).
Роль каналов доставки в арабских революциях выполнили соцсети и сервисы Google . В условиях радикального внутреннего протеста, монополия на СМИ сыграла злую шутку с режимами. С одной стороны, официальная позиция власти, транслируемая через традиционные СМИ, воспринималась со знаком «минус», инвертировалась. С другой стороны, к нью-медиа, ставшими альтернативными СМИ, резко возросли интерес и доверие. Плюс соцсети стали бесплатным и оперативным средством оповещения о времени и месте акций протеста.
Естественно, использование нью-медиа было бы не возможно, если бы в Тунисе и Египте не было к тому времени миллионов пользователей соцсетей и сервисов Google . А вот причиной, почему эти последние независимые от власти каналы доставки информации не были «обрублены», является как раз успешная оффлайновой работа заинтересованных в перевороте сил.
Молодые люди исключены из политической жизни, так они фактически живут в интернете, и никогда не будут принимать участие в голосовании, если для этого нужно будет куда-то идти. Поэтому задачу разработки и внедрения безопасных цифровых ID, или паспортов, я считаю на сегодняшний день одной из самых важных.
— Блог гендиректора "Лаборатории Касперского" Евгения Касперского
Конечно, теоретически есть технологии «тонкого» использования социального графа Facebook или других соцсетей. Можно построить математическую сетевую модель любого сегмента социальной сети. Например, «египетская молодежь, придерживающаяся оппозиционных взглядов». Или любого другого. Имея фактически полную картину необходимого сегмента сети, возможно таргетировать месседжи и анализировать их эффект: позитивный отклик, втянутость, «температуру» обсуждений, рост и плотность социальных мини-групп и т.п. Таким образом получать оперативную и масштабную обратную связь, корректировать, тормозить или разгонять соответствующие пиар-кампании.
Только вот занимался ли кто-либо таким «тонким» управлением соцсетями, а не просто устраивал «ковровую бомбардировку» в сетях свидетельствами «преступлений режима», до конца не ясно. Может и была подобная работа, а может Facebook просто «упал на хвост» арабским революциям в свете планируемого IP O, кто теперь разберет.
Такая же масса нестыковок и в других «свидетельствах» в пользу грядущей web 2.0-революции. Обаме почему-то упорно приписывают некий особый крен в соцсети. Но тогда не до конца ясно, почему в 2012 году на телевизионную рекламу его штабом было потрачено (в том числе со счетов различных благотворительных фондов) около 3 млрд долларов США. Зачем понадобились встречи с сотнями тысяч избирателей. И зачем, опять таки, Обаме нужны были миллионы волонтеров, сделавших миллионы оффлайновых звонков и обошедших миллионы оффлайновых квартир и домов. При этом самый популярный ролик на канале Обамы в YouTube набрал 3,5 млн просмотров – что, конечно, немало само по себе, но составляет всего 1,6% от 215 млн американских избирателей.
Не все так просто и с рекламными кампаниями в социальных сетях. Возможно, они идеально подходят для продвижения онлайн-приложений и игр, но вот глобальной PepsiCo отказ от телевизионной рекламы в пользу платформы в соцсетях не принес ничего хорошего. Нет, конечно ее платформа Refresh Project дала 87 млн проголосовавших, 3,5 млн лайков в Facebook и 60 000 фолловеров в Twitter. Только по итогу Pepsi опустилась на третье место на рынке США, впервые (!) пропустив Diet Coke . А продажи Pepsi при этом упали на 5%, тогда как рынок безалкогольных напитков в целом просел всего на 2,1%.
Достаточно нелепой выглядит и попытка связать результаты оппозиции на последних украинских выборах с «активной работой в интернете и соцсетях». В качестве доказывающих фактов приводятся ссылки на «мега-успешные» ролики в YouTube аж с двумя тысячами просмотров и на группы в соцсетях с несколькими сотнями участников.
Похоже, что при всей значимости соцсетей и других нью-медиа как еще одного канала доставки/обмена информации (отдельный вопрос, какого качества информации), их революционная роль сильно преувеличена. Более того, кажется что только теперь начинается реальный поиск сфер их возможного применения – благо, IPO Facebook провел в прошлом году, и «надувать» тему далее пока нет особого смысла.