Открывая обсуждение за круглым столом, эксперт Института Горшенина Владимир Застава сообщил, что отныне все мероприятия Института можно будет также смотреть в режиме онлайн-трансляции на сайте LB.ua. Кроме того, онлайн-трансляция на LB.ua будет осуществляться с других значимых мероприятий, имеющих общественный резонанс.
Владимир Застава, Институт Горшенина: Добрый день. Как вы видите, наши сегодняшние спикеры – адвокаты и защитники фигурантов самых резонансных дел Украины. Поэтому и говорить мы будем сегодня, с одной стороны, о процессуальных нарушениях, которые имеют место в украинской системе правосудия вообще, а с другой – о тех конкретных нарушениях, которые происходят в делах, которые ведут наши уважаемые гости. Первым передаю слово народному депутату Украины, защитнику Юлии Тимошенко – Сергею Власенко. Пожалуйста.
Сергей Власенко, адвокат экс-премьер-министра Украины Юлии Тимошенко: По-перше, я хотів би зазначити, що в Україні за останній рік з’явилася нова категорія справ, яку достатньо складно характеризувати як кримінальні справи або якісь інші. Це скоріше політичні справи. Якщо говорити про загальні характеристики цих справ, то можна зазначити, що ця категорія справ – умовна, звичайно, категорія – увібрала в себе найгірші риси всіх можливих справ, які взагалі тільки розглядалися в Україні, і перебрала на себе всі недоліки, які мають різні категорії справ. Це з одного боку.
З іншого боку, на жаль, змушений констатувати, що всі ці справи проходять, як правило, як по шаблону з трошки більшими або з трошки меншими порушеннями чинного законодавства. При цьому в багатьох випадках ніхто навіть не робить спробу ті порушення чинного законодавства хоча б якимось, пробачте, «фіговим листком» прикрити. Тобто ці порушення відбуваються в достатньо відкритій формі. Ці порушення, ще раз підкреслюю, є порушеннями фундаментальних прав людини, як правило. Тому що я переконаний, що всі мої колеги, які тут знаходяться, змушені будуть констатувати, що під час впровадження у їх справах теж порушувалися фундаментальні права людини.
При цьому, на жаль, ми змушені констатувати, що в усіх цих справах – це не справа Луценка, це не справа Корнійчука, це не справа Іващенка, це навіть не справа Василя Волги. Просто в цих справах є повне відображення результатів тієї так званої судової реформи, яка була проведена рівно рік тому. І насправді усі ці справи відображають всі ті побажання, які мала влада до суддів, до судової системи і так далі. Я щиро переконаний в тому, що влада хотіла мати такого суддю, як суддя Родіон Кірєєв. Влада хоче, щоб суддя був неосвічений; влада хоче, щоб суддя був тотально підконтрольний; влада хоче, щоб суддя виконував практично будь-які команди; влада хоче, щоб суддя не мав будь-яких запобіжників всередині себе. Влада хоче, щоб по суті судова гілка влади зрослася з іншими гілками влади і знаходилася в системі підпорядкування.
Звичайно ж, влада цього ніколи не визнає; звичайно, влада буде говорити про те, що ми, захищаючи права тих людей, яких незаконно, на моє переконання, звинувачують у скоєнні злочинів, нібито дискредитуємо судову систему. Не можна дискредитувати того, чого немає. Нема в Україні незалежної судової системи. Це визнано всіма, це визнано в Україні, це визнано за межами України. Тому дискредитувати це неможливо.
Мене достатньо часто запитують, чи задоволені ми суддею Кірєєвим. Я не можу сказати, чи ми задоволені суддею Кірєєвим чи ми не задоволені. Звичайно ж, що ті відверті порушення чинного законодавства полегшують нам шлях до Європейського суду з прав людини і полегшують нам перемогу в Європейському суді з прав людини, оскільки Кірєєв під час розгляду справи навіть нехтував рішеннями Європейського суду з прав людини з аналогічних питань – а там прецедентне слухання. Тобто це вже означає, що у нас стовідсоткова ймовірність перемоги. Це з одного боку.
Але з другого боку, я переконаний, що влада в чергове «танцює гопака на граблях» і роблячи спробу досягти якихось своїх тактичних цілей, вона руйнує стратегічні речі. Це не захисники Луценка, Тимошенко, Іващенка чи когось іншого так би мовити руйнують віру українського суспільства в незалежну судову систему. Це сама незалежна судова система себе руйнує. І наша влада такими процесами, як процес Тимошенко, продовжує зносити взагалі залишки віри людей в якусь можливість незалежного суду. І це стратегічна проблема для держави.
Так була зруйнована довіра до Конституційного суду – рішенням про скасування Конституції в редакції 2004-го року. Якщо до цього була ще якась група людей, яка говорила: ну може, вони якось виправляться, - сьогодні така інституція, як Конституційний суд, зруйнована, і довіри до неї немає. На жаль, влада продовжує робити такі самі дії по відношенню до судової системи. І мантри пана Колісниченка, мантри інших представників влади про те, що захисники руйнують, а не ми – насправді, це спроба все перекласти з хворої голови на здорову. Це друга теза.
Третя теза: на жаль, ми змушені констатувати, що на політичних справах відпрацьовуються механізми практичного усунення захисників від справи і практичної неможливості людям, яких обвинувачують в скоєнні злочинів, але ми розуміємо, що це політичне переслідування, захистити себе. Тобто цим людям мінімізують до нуля можливість себе захищати у будь-який спосіб – починаючи від усунення неугодних адвокатів. Вже в судах це називають «технологія Кірєєва», коли він просто на свій власний, пробачте, безглуздий розсуд викидає адвоката зі справи за якісне виконання своїх обов’язків. При цьому цей суддя навіть не розуміє різницю між правами захисту і його обов’язками. І це вже називається «технологія Кірєєва». А потім ідуть листи, а в нашому випадку – окремі постанови, в кваліфікаційно-дисциплінарні комісії адвокатури, щодо того, щоб розглянути питання про позбавлення таких адвокатів свідоцтва про право на зайняття адвокатською діяльністю.
Тому держава уже монополізувала суди, держава монополізувала прокуратуру – але це природно, при цьому держава робить спробу усунути ще й захисника – тобто єдину особу, яка мала незалежну позицію і яка могла професійно допомагати людині, яку незаконно обвинувачують в скоєнні злочину.
Це три величезні тенденції, які влада не хоче розуміти, які влада не бажає розуміти, вони є руйнівними для держави. Оскільки, на жаль, протягом декількох років ми не зможемо це зламати і не зможемо відновити довіру людей до судової системи. І я не вірю в те, що люди, які ще вчора вносили зміни в 218-ту статтю, брутально обмежуючи право на захист (це стаття, яка раніше протягом 50-ти років існування української держави з 60-го року, дозволяла захисту знайомитися з матеріалами справи без обмеження строку, це була радянська соціалістична норма у Кримінальному кодексі Української РСР, який був прийнятий у 1960-му році і вступив в силу з 1 січня 1961-го року). Тобто 50 років це було добре, а зараз перед справою Луценка і Тимошенко, це стало погано. При цьому, я переконаний, що ця норма застосовувалася лише в двох випадках в Україні: у справі Луценка перший раз, і у справі Тимошенко – другий раз.
Так от я не вірю, що ті люди, які цю ідеологію закладали в зміни статті 218-тої, що ці люди здатні прийняти новий Кримінально-процесуальний кодекс. Це проблема мислення і проблема відчуття, і це проблема позицій. Не можна міняти позицію як флюгер. Тому я не вірю в те, що в Україні найближчим часом, принаймні при цій владі, буде прийнятий якийсь новий Кримінально-процесуальний кодекс. Я не вірю в те, що судді почнуть виконувати норми цього Кримінально-процесуального кодексу. Адже вони не виконують норми КПК УРСР. Якщо 289-та ч.2 говорить про те, що якщо захисника немає на судовому засіданні, суддя зобов’язаний відкласти розгляд справи, а він каже: «я вважаю причину неявки неповажною, тому я буду слухати». До тих пір, поки у нас буде таке відбуватися, на жаль, у нас не буде нічого. При чому я ще раз підкреслюю, що це не проблема однієї справи, і це не проблема судді Кірєєва.
Я дізнався зі ЗМІ про те, що Вища кваліфікаційна комісія суддів відмовила, в тому числі, в задоволенні моєї заяви щодо відкриття дисциплінарного впровадження по судді Кірєєву, сказавши, що суддя Кірєєв абсолютно чітко діяв в межах закону в справі Тимошенко. Я думаю, що вся країна мала можливість бачити, коли була пряма трансляція, і велика кількість журналістів мала можливість бачити це, перебуваючи в залі судового засідання, що суддя Кірєєв у справі Тимошенко практично щохвилини порушував вимоги Кримінально-процесуального кодексу. Однак держава зараз захищає суддю Кірєєва, створюючи із нього такого собі поборника права і справедливості. І держава починає продукувати імідж судді Кірєєва як імідж нормального фахового кваліфікованого судді, який не здійснював порушень. Завтра будь-який суддя у будь-якому районному суді України буде сидіти і думати: «о, Кірєєв для мене взірець», і будуть діяти так само по відношенню до сотень тисяч громадян України. В цьому я вбачаю найбільшу проблему цих так званих політичних справ.
Мене також вражає ставлення суспільства до цього. Насправді, люди не ототожнюють те, що відбувається з Луценко, Тимошенко, навіть з Волгою, з тим, що відбувається з ними кожен день. Бо якщо до них в їх невеличкий кіоск незаконно приходить співробітник міліції і вимагає від них хабаря, якщо до людини незаконно приходить представник податкової служби і щось від неї незаконно просить, і справа Луценко, Тимошенко та інших, - це явища одного порядку. Але люди цього не розуміють. Людей більше цікавить: чи прийшла Тимошенко з косою чи без коси, як у неї макіяж. А те, що людина незаконно перебуває вже 43-тій день за гратами, не скоївши нічого, без будь-яких законних підстав. Що каже суддя Кірєєв у своїй постанові: «вона зневажливо ставилася до суду». Покажіть мені норму КПК, де за це людину саджають в тюрму. Це приблизно так само, якби хтось із вас перейшов дорогу на червоне світло, а суддя Кірєєв виніс рішення розстріляти за це. Але людей це не цікавить – ось в чому величезна проблема.
На жаль, я не бачу свого улюбленого телеканалу прес-служби СБУ, я маю на увазі телеканал Інтер, бо їм це нецікаво. Їм цікаво «Майданс» показувати, їм цікаво розважати народ, їм цікаво займатися тим, що на Заході називається «brain washing», тобто промивання мізків. В цьому величезна проблема, що – це не стосується всіх, але ми теж повинні про це говорити, - що величезна роль представників медіа, тому що ви формуєте громадську думку, від вас залежить, як будуть люди це сприймати. А від того, як будуть люди це сприймати, буде залежати те, як буде розвиватися далі наша держава. Бо якщо людей буде в першу чергу цікавити, чи Луценко схуд на 26 кілограм чи на 28, а не те, що він незаконно перебуває за гратами уже 10 місяців, то на жаль, ми будемо знаходитись на тому ступені розвитку, на якому ми знаходимося.
Владимир Застава: Хочу напомнить собравшимся, что Игорь Фомин представляет защиту сразу нескольких фигурантов – Луценко, Корнийчука и Данилишина. Пожалуйста, вам слово.
Игорь Фомин, адвокат экс-главы МВД Юрия Луценко, экс-министра экономики Украины Богдана Данилишина, экс-первого замминистра юстиции Евгения Корнийчука: Прежде всего, я хотел бы обратить внимание на то, что прошло уже больше года (начиная с дел Макаренко, Иващенко, Данилишина, которые уже все общество, а не только мы, относит к категории политических), когда началось использование судебной системы для достижения определенных целей, которые, с нашей точки зрения, ничего общего с правосудием не имеют. Поэтому сейчас, уже через какой-то период времени, можно сделать выводы, что все-таки происходит и что у нас на сегодняшний день есть.
Когда-то Франко говорил известную фразу: «Друзьям – все, врагам – закон». У нас сейчас ситуация такая, что врагам (оппонентам) закон тоже не предлагают. Не знаю, как на счет «друзьям – всё», я не в курсе, но, к сожалению, врагам закон не дают. Был такой знаменитый прокурор еще Советского Союза господин Вышинский, который признал основным доказательством по уголовным делам чистосердечное признание. И вы знаете, что десятилетиями это чистосердечное признание выбивалось из людей, и на основании этих чистосердечных признаний были рождены сотни тысяч, если не миллионы приговоров, по которым люди находились в местах лишения свободы либо их просто убивали, фактически используя закон как формальную причину.
Сейчас в наших делах не надо и чистосердечного признания. Фактически мы пришли к тому, что закон – институт как процессуальный, так и материальный, то есть закон, который человек якобы нарушил, почему он должен быть наказан обществом, и форма, на основании которой это осуществляется, уже по сути дела не имеет значения.
Можно твердо сказать, что в каждом из тех уголовных дел, в которых я, по крайней мере, осуществляю защиту, нет возможности использовать закон для защиты прав своего клиента, - а я даже не брал бы только политические дела, - в них происходит полное игнорирование закона. Почему это происходит? После известных событий 2004-2005 гг. решающую роль в том, что к власти не пришли те, кто сейчас управляет нашей страной, сыграл Верховный суд Украины. Видимо, так, как и каждый разумный человек, были сделаны выводы, и идя к власти абсолютно законным способом, сейчас основное внимание было уделено возможности управлять правосудием.
Я считаю, что эта возможность на сегодняшний день достигнута, достигнута несколькими методами. Прежде всего, это метод назначения судей – то есть хочешь быть судьей, принимай на себя определенные обязательства. Метод снятия судей – это если ты что-то сделал не так, тебя можно обвинить в нарушении присяги, что это – толком никто не понимает, но судьей ты перестанешь быть мгновенно. И ограничение права как юридического, как возможность защитнику представлять интересы своего клиента, дать ему возможность хотя бы нормально дело прочитать.
Это же из ряда вон выходящие вещи, когда мое право ознакомиться с материалами уголовного дела выступает как причина для ареста моего подзащитного. На сегодняшний день я лично был обвинен с трибуны Верховного Совета Генеральной прокуратурой, на сайте они разместили, в дальнейшем нынешний наш суд подтвердил эти обстоятельства о том, что Юрий Витальевич Луценко был арестован за то, что я медленно читал материалы уголовного дела (я беру последнее решение суда). И когда мы в этом суде заявили, что уже прочитали это уголовное дело и спросили, может, давайте его выпустим, на нас посмотрели с большим удивлением. То есть используются удивительные причины для того, чтобы принимать решение, которые, мне кажется, никого не могут убедить.
Кроме этого, используется законодательная возможность ограничить нас в исследовании материалов уголовного дела. По какому пути шла раньше советская власть? Она вообще не давала возможности адвокатам ознакомиться с материалами уголовного дела. То есть в старом УПК, который был при советской власти, ты имел право ознакомиться с материалами уголовного дела после окончания следствия, за исключением двух случаев: когда мерой наказания была смертная казнь и когда человек, который обвинялся, был сумасшедшим либо несовершеннолетним. Только тогда тебе давали возможность смотреть материалы уголовного дела до момента предъявления обвинения.
И шаг за шагом демократия шла по пути – дайте адвокату осуществлять защиту лица с момента того, когда он просто задержан, когда в отношении его применяются какие-то репрессивные методы. И вот шаг за шагом мы дошли до того, что человек имеет право на адвоката, даже свидетель имеет право на адвоката, более того любой человек имеет право на юридическую помощь. Мы добились этого, но в результате мы не можем ничего с этим сделать, поскольку теперь нас умудрились обвинить – новый термин такой родился «злоупотребление правом». То есть получается, что если мы сейчас пытаемся тщательно подготовиться к материалам уголовного дела, мы злоупотребляем своим правом. Кто это решает? Это решает следователь. После этого он пишет бумажку в суд, судья просто смотрит на тебя.
Вот пример по делу Луценко: три адвоката, я, например, прочитал 13 томов, второй адвокат прочитал 17 томов, третий – 24. Всем нам троим – тут даже логика элементарная отсутствует – дают две недели, из которых неделя праздников, на то, чтобы мы закончили ознакомление с материалами дела. По уму было бы уже хотя бы математику простую посчитать, человек же должен как-то иметь возможность работать, тем более мы могли это делать только в следственном изоляторе, потому что материалы уголовного дела нам предоставлялись вместе с нашим подзащитным. Я посчитал, что это удивительно и невозможно, но оказалось, что в дальнейшем по делу моего коллеги это оказалось еще быстрее. Сегодня пришел – завтра давай работай. Так я же хочу узнать – в чем обвиняется мой подзащитный? Это неважно – сиди читай, в суде сиди читай. А когда работать? А для них работать – это прочитал, что ли? Может, еще подумать иногда надо? Может быть какого-то специалиста привлечь, эксперта? У нас там есть потрясающие экономические экспертизы по делам, когда говорят: вот Игорь Фомин работает за 5 рублей, а Серега работает за 3 рубля, поэтому стране вы нанесли 2 рубля ущерба. Это же придумать такого нельзя! А это обосновано нам экспертизами. То есть эксперт умудрился такое насчитать.
В любом случае, для того чтобы адвокат мог как-то защищать человека, ему нужны какие-то доказательства. Есть суд, который может абсолютно проигнорировать мою точку зрения, поэтому я должен ее как-то поддержать. Поддержать я ее могу, допустим, экспертизой, но мне же нужно ее назначить, обратиться, найти специалиста, подготовить вопросы, задать ему эти вопросы, получить ответ и этот ответ предоставить суду. То есть, как ни удивительно, но это требует много сил и времени. Это работа, которая не касается слова «читать», но она касается ознакомления с материалами уголовного дела. Как это ни удивительно, но нас этого права лишили. Просто, может быть, они не знают, что это надо делать – это я так вначале думал. А сейчас по экспертным учреждениям было распространено указание такого характера: что в тех делах, где возбуждено уголовное дело, экспертные учреждения на запросы адвоката заключений давать не должны. То есть теперь нас пытаются ограничить в праве какими-то указаниями.
Еще очень важный момент – отсутствие какой-либо гуманности. Мы говорим о законе, о правосудии, о том, что человека посадили в тюрьму. Сергей Власенко говорил том, что его подзащитную посадили в тюрьму за то, что она себя вела не надлежащим образом по отношению к судье. За это оштрафовать можно, но не сажать. Мой подзащитный не виноват, потому что плохо читал его адвокат. Если я плохо читал, то почему он должен сидеть, давайте посадим меня.
Возникла ситуация, которую я бы назвал в какой-то мере эстетической. Никогда позиция Юрия Луценко не связывалась со здоровьем, я ни разу не давал по этому поводу публичных комментариев. Это была его позиция. Голодание было предпринято как подсказка обществу о том, что любыми другими методами обратить внимание на творящиеся беззаконие он не имел возможности.
Мы не в состоянии обеспечить своему подзащитному даже право на защиту его здоровья и жизнь. То есть, выяснился целый ряд диагнозов, опасных для его жизни, и мы не в состоянии хотя бы положить его в стационар. Этого не удалось добиться. Я не могу понять, чем это вызвано.
Стоит вопрос: осуществляется ли сейчас правосудие, кто предоставляет право судить и для кого судят? Я, проработав всю свою жизнь в криминальном праве, не могу всеми имеющимися способами доказать невиновность своего подзащитного. Потерпевшие удивлены тем, что они потерпевшие по делу. Свидетели, которые дают показания по делу, не понимают, почему они должны быть свидетелями обвинения. Это мы только начали эту работу.
Возникла такая ситуация со здоровьем Юрия Луценко. Нельзя же на это не реагировать. Это даже не вопрос уголовного наказания. Его диагноз находится в перечне болезней, предусмотренных Минздравом для лиц, которые совершили преступления и отбывают наказание. В таком случае эти учреждения должны поставить вопрос об освобождении этих лиц. В нашем случае Юрий Луценко и другие наши подзащитные есть невиновными, так как нет приговора суда, но в отношении их по-садистски применяется мера пресечения – их сажают в тюрьму и не дают им возможность лечиться. Может ли Луценко при таком состоянии здоровья защищать свои права? Может ли он со мной советоваться, может ли он адекватно воспринимать ситуацию, может ли он действовать адекватно, защищая свои права? Очень много нарушений.
Я общался с представителями различных посольств. Меня спрашивали о процессуальных нарушениях в моем деле. Я призадумался, и мне сказали: можете не комментировать. Не хватит времени, которое нам могут предоставить, перечислять эти нарушения.
Сергей Власенко: Два коротких тезиси. Я слухав Ігоря Фоміна і можу додати наступне. По політичних справах є така тенденція, що нікому не потрібні жодні докази у справі. Що відбувається у справі Тимошенко. Тимошенко звинувачують у незаконному підписанні директив. При цьому у матеріалах справи є директиви, а також експертиза про те, що Тимошенко нібито власноручно ці директиви підписала, при цьому на цих директивах стоїть факсиміле. Тобто у слідства нема основного доказу. Вони кажуть: вона перевищила, підписавши. Вона не підписувала цей документ, який є у справі. Вона каже: так, я директиви підписувала, але дайте мені оригінал з моїм підписом, щоб ми могли співставити тексти. Нема цього документу.
Що зараз розглядає суд – мені не зрозуміло. Звинувачення звучить наступним чином: Тимошенко особисто підготувала текст, особисто підписала, особисто поставила печатку Кабміну, особисто передала голові «Нафтогазу». З цих чотирьох речей Тимошенко особисто не готувала, не підписувала факсиміле, особисто не ставила печатку Кабміну, бо вона не могла цього робити, і вона особисто не передавала їх Дубині, бо йому цей документ передав Продан. Всі ці люди це підтвердили. Що зараз розглядає суд – я не знаю.
Тенденція така є. При цьому ГПУ займається тим, що російською мовою називається «оболванивание людей». Вони виходять на прес-конференції, що взагалі є неприпустимим для будь-якого цивілізованого суспільства, вони говорять відверту нісенітницю, російською мовою «несут бред», і при цьому це тиражується суспільству і подається як правда, і суспільство це якось сприймає.
Це є дуже важливо. Насправді нема цих справ. Але за допомогою піар-технологій та медіа-ресурсів нав’язується суспільству інша дискусія. Так само, як у справі Тимошенко роблять спробу нав’язати суспільству дискусію про те, добрі чи погані контракти 2009 року. Яка різниця? З точки зору кримінального переслідування, з точки зору статті 365 Кримінального кодексу, це не має жодного значення. Але суспільство говорить про те, добрі контракти чи погані, і про те, що Тимошенко їх підписала. Тимошенко не підписувала газових контрактів, вона не має до цього жодного відношення. Контракти готувалися 18-19 січня в Москві, Тимошенко в цей час була в Києві. Їх готував «Нафтогаз» і «Газпром». Тимошенко не підписувала контрактів. Але ці думки вдовбуються в свідомість людей, щоби створити таку громадську думку, щоб під неї легше було вчиняти ті дії, які вчиняються в судах.
Ще одна величезна проблема. У нас такого не було ніколи. У нас ніколи ГПУ не виступала піар-агенцією по донесенню до суспільства якихось абсолютно неюридичних принципів, і це новий механізм, який почали застосовувати в останній рік. Саме в той рік, коли з’явилися політичні справи.
Владимир Застава: Передаю слово защитнику Василия Волги.
Евгений Солодько, адвокат экс-главы Госфинуслуг Василия Волги: Действительно политические дела ведут назад. Причем в технологиях сегодняшнего дня – достаточно громкое задержание Василия Волги, моего нынешнего подзащитного, ничего не поменялось. Есть определенный повод, по этому поводу задерживается высшее должностное лицо и крупный политик, быстренько помещается в СИЗО, быстренько все рассказывается, какой он негодяй и как он действует вопреки народа Украины, потом идет следствие, а потом - неизвестно что.
Иллюстрирую. Дело Анатолия Макаренко. Оно было возбуждено по служебной халатности. Когда его взяли под стражу, оцепенели все, потому что по халатности взять под стражу, это все равно, что взять под стражу за то, что пописал под кустом. Тем не менее это было сделано. Это дело было закрыто за отсутствие преступления 20 октября прошлого года, почти год назад. Тем не менее по объединенному делу он оставался под стражей и вышел только в июле месяце. Он оставался под стражей по делу, по которому даже не было принято решение об избрании меры пресечения. И сейчас это дело в суде совсем по другой статье. А за то, что человек просидел 5 месяцев в СИЗО, кто-нибудь ответит? Ему это кто-нибудь это как-то компенсирует? Нет.
И вообще наблюдается некая тенденция в уголовном процессе, которую я бы обобщил словами «правосудия.нет», можно сайт некий создавать, и он моментально наполнится и нами, первопроходцами в этих делах, и нашими коллегами в регионах, которые защищают по аналогичным делам.
Поражает нижайший уровень квалификации исполнителей этих дел. Некоторые из них даже грамотно протокол задержания составить не могут. Про грамматические ошибки я вообще молчу. После задержания пишется предоставление, что лицо необходимо содержать под стражей. Причем стандартный набор формулировок, что он может препятствовать и на кого-то там влиять. А предоставить реальные доказательства, а не предположения, не могут. Или предположение «будет влиять», может будет, может нет, но его, тем не менее, нужно изолировать. Возникает вопрос, насколько это обосновано?
Человек не осужден, он только подозревается, почему он должен сидеть в скотских условиях, почему у него должно быть 2-4 метра свободного пространства и параша в углу? Это ненормально. Тем не менее людей, которые в этой жизни чего-то достигли, имеют определенный социальный статус, их просто берут, как вокзальный окурок, и бросают в каталажку. Это не то, что негуманно, это унизительно. И именно этот психологический стресс, который испытывает человек, я считаю одним из способов психологического насилия. Для того, чтобы человека быстренько привести в чувство, чтобы он дал эти признательные показания, и для того, чтобы быстрее это дело расследовать.
Появление адвоката воспринимается чуть не как личное оскорбление. Потому что эта, как писал Ленин, интеллигентная сволочь часто паскудничает: он начинает писать ходатайства, тыкает носом в ошибки, рассказывать, как надо. Его надо устранить или не дать возможности работать.
Последний красочный пример. 7 сентября продление содержания под стражей Волги. В 12:45 мне звонит следователь и радостно сообщает, что в 13:45 будет слушание дела. Не то, что за полдня, я засек – за час. Я схватил наработки и мигом примчал в суд. Адвокату не дают никогда ознакомиться с постановлением об избрании меры пресечения, тем более с постановлением о продлении этой меры пресечения. Что пишет следователь? О том, что ему нужно по ст. 218 дать возможность ознакомиться с материалами дела, составить обвинительное заключение и передать дело в суд. Поэтому содержание под стражей нужно продлить до 19 ноября. Значит, все доказательства собраны? Осталось их сшить грамотно, систематизировать и предъявить. Нужно ли держать Волгу? Я беру постановление Печерского суда и читаю, что Волга может уклоняться, может влиять и оказывать на кого-то влияние. Но следователь же собрал все доказательства. Значит, влиять уже бесполезно, паспорта у него изъяли.
Причем дело в отношении подчиненных Волги было возбуждено еще в феврале. Я знакомлюсь с материалами, которые стали основанием для возбуждения уголовного дела, и вижу, что Волга на них подписывал характеристики, давал должностные запросы, писал ответы на запросы ГПУ, человек знал, что в отношении троих его подчиненных открыто уголовное дело и не бежал при этом заграницу. Что мешало ему там остаться, если он чувствовал, что что-то нечисто? Тем не менее его задерживают. И еще глумливо предлагают: а ты сознайся, и мы тебя тут же выпустим. Возникает вопрос: если вы так уверены в его вине, у вас есть все доказательства, так зачем вам его признание? Видимо, что-то где-то не складывается, и нужно, чтобы он это подтвердил. А когда я читаю эту фантасмагорию под названием материалы уголовного дела, просто рыдаю.
Заканчивается досудебное следствие, тут же начинаются вопли о том, что мы злоупотребляем своим правом и что установлен норматив 3 тома в день. А кто может адвокату, независимому человеку установить норматив? Дело в том, что мы, в отличие от других участников судового процесса, еще стараемся думать, собирать доказательства, их логически оформлять и представлять суду. Это то, что в подавляющем своем большинстве не делает следствие. Если это система – то у нас печальное будущее, и оно уже наступило.
Схватили – в СИЗО – осудили – в тюрьму. Это уже было. Когда развитие идет по спирали, то, видимо, виток спирали в параллели с 1937 годом наступил. И такого скотского отношения к правам защиты не было даже в СССР.
Естественно, что ходатайства, поданные защитой, и не рассматриваются, приобщили, подшили, в лучшем случае ответили, что не подлежит удовлетворению. Попадает дело в суд, тут, как сказал Сергей Власенко, «синдром Киреева». Испытал уже на себе. Оказывается, мое нахождение в отпуске – это затягивание дела. Оказывается, я не имею права читать постановление суда о моем отводе от дела. Это действительно тенденция.
Милиционеры избивают адвокатов. Недавно милиция избила адвоката в Черкассах. Сказали, что он один набросился на восьмерых «соколят». В отношении адвоката возбудили уголовное дело по ст. 342 – «сопротивление представителям власти». Более того, прокуратура заявила, что видео нет. Видео появилось – с камер наблюдения суда, там четко видно, что это не адвокат набрасывается, это на него набросились люди в спецодежде. Вот отношение к защите. Почему человек, приходя в суд, первым делом видит лицо работника «Грифона»? И почему это лицо суда?
Отсюда следующая посылка. Может быть, все-таки целесообразно вернуться к принципу возрастного ценза в суде. Потому что юноши и девушки, которые сегодня одели судейские мантии, может быть слишком рано? Может быть житейскую мудрость, опыт в голову сначала надо. У нас юный человек одевает судейскую мантию и вытворяет то, что на сегодняшний день называется правосудием. Насколько это безопасно для государства? Я уже не говорю об интересах отдельного гражданина, на них давно перестали обращать внимание. Когда неопытные люди вершат правосудие, по-моему, это достаточно тревожный симптом.
Если говорить о классических ветках власти: законодательной, исполнительной и судебной, то судебную ветку власти мы потеряли, ее нет. Потому что, если судья сам для себя разрешает отвод, то, видимо, он по отношению к себе необъективен. Так не должно быть. Пускай хоть представитель суда рассматривает, и это будет хоть каким-то подобием объективности. Отводить сам себя – это же противоречит здравой логике.
На нашем предыдущем круглом столе адвокатов приводились такие факты: из 100 случаев, когда судьи выносили оправдательный приговор, по каждому из них были направлены представления ГПУ в Высшую квалификационную комиссию судей, потому что они нарушили присягу. И это система.
И наконец - формулировки, которые пишут в постановлениях о возбуждении уголовного дела. Вы вдумайтесь в фразу: «Розуміючи заздалегідь незаконне рішення Ради, прийняв розпорядження». Это как? Я как исполнитель выполняю решение органа власти, но должен понимать, что оно изначально незаконное. Что касается Волги, то это вообще фофан: «сприяв в отриманні хабара». Пытаюсь понять: это как? Волга такой же член комиссии, как и все, их там много. И решение принимается коллегиально. А в чем подноготная в деле Волги? В том, что он пытался привести в чувство Первое кредитное общество в Одессе, в котором 4,5 тыс. человек? Серьезнейшие нарушение вскрыла Временная администрация, от которой утаивали документы, у которой собрали сервера с первичной информацией, что не дало возможность получить финансирование от НБУ. В этом реальная причина? Или причина в другом: в том, что Волга добился принятия соответствующего распоряжения о том, что договора перестрахования (а комиссия, как вы знаете, орган, который контролирует рынок страховых услуг) подлежат обязательной регистрации. Так вот именно этой позицией, которая должна была вступить в силу еще с 1 января 2011 года, а это регулирование приняли только летом, а Волга уже сел. Внутренний рынок приблизительно оценивается 12-14 мрд грн. Может быть, в этом причина, а не в том, что он способствовал кому-то в получении чего-то. А обвинение строится на двух телефонных разговорах, законность которых еще надо будет обсуждать, и трех смс.
Вопросов на сегодняшний день больше, чем ответов. А что касается задержания его водителя, которое произошло в понедельник, в субботу его водитель у меня подписал договор у меня в конторе, а в понедельник следователь радостно сообщил, что он отказался от адвоката и дал признательные показания. Без комментариев. Ожидали задержания. Адвокату не разрешают услышать отказ от задержанного отказ от его услуг.
Я, когда начал работать по первому такому делу, мне в руки попалась подборка коллеги-адвоката по делу Ходорковского. Журналисты, которые присутствовали на этом процессе в Басманном суде, делали зарисовки. Там был такой стихотворный комментарий ситуации: «И я сказал себе - держись, Господь суров, но прав. Нельзя прожить в России жизнь, тюрьмы не повидав». Проводим паралели, и как-то грустно становится.
Сергей Фролькис, адвокат бывшего и.о. министра обороны Украины Валерия Иващенко: Я хочу обратить внимание на то обстоятельство, что все рассматриваемые дела – это лакмусовая бумажка состояния правовой системы и того бесправия, которое творится в Украине. Почему я так говорю. Я защищаю бывшего и.о. министра обороны Иващенко Валерия Владимировича. Человек, который всю свою жизнь был глубоко порядочным человеком, перед страной – одни заслуги. В создавшейся ситуации Иващенко и два адвоката, которые работают вместе с ним, не могут оказать ему надлежащую правовую помощь.
Кто-то где-то решил: с Иващенко, как первого министра правительства Тимошенко, нужно начинать. Сначала СБУ отрабатывала всю деятельность Иващенко и ничего не нашли, нашли только одно «Погодження проекту плану санації Феодосіївського судоремонтного заводу». Зацепились за это, есть состав преступления. Это происходило в августе 2010 года. Тут же взахлеб представитель ГПУ с радостью сказал: наконец-то первый министр из правительства Тимошенко, дело возбуждено, он арестован. Что он сделал? Продал Феодосийский судоремонтный механический завод. Полный бред. Но есть опорные точки: Иващенко – министр, дело возбуждено, он продал завод.
Хотя рабочее согласование одного из рабочих планов санации это одно из звеньев последующих действий. Потом есть комитет кредиторов, потом решение Хозяйственного суда. Только после этого можно говорить об отчуждении имущества завода. Но эта некриминальная ситуация была принята как ситуация криминальная. И когда начальник следственного отдела меня уговаривал, чтобы я вопреки своей профессиональной обязанности подписал протокол 218, а я согласился, но после выдачи мне вещевых доказательств по делу. А там 3 477 листов всякого рода документов. Он мне говорит: вы что, боретесь с системой? Возникает вопрос: если в отношении публичных людей можно вот так просто возбудить уголовное дело..?
Я не хочу рассказывать о том, что статья 365, которую инкриминируют Юлии Владимировне, она появилась и расследовалась три дня: суббота, воскресенье, в понедельник переопределили и закончили все следование.
После того, как Иващенко предъявили обвинение, пошла определенная информационная поддержка этого образа преступника, то сразу появилась интересная вещь. Родственники хотят быть общественными защитниками – не надо. Якобы опросили вкратце свидетелей, и они в протоколах вообще отказались подписываться, то есть органы следствия напросто фальсифицируют доказательства.
Оценка части имущества Феодосийского завода составлялась независимыми экспертами, но понимая, что по данной статье должен быть ущерб, его создают. Создают бригаду экспертов, которые совсем не эксперты, а оценщики имущества, которые в своем заключении пишут: исходя из условий, что имущество завода было целостным имущественным комплексом, оно стоит около 70 млн с учетом НДС. Я не бухгалтер, но понимаю чушь и очевидность.
Как можно иметь суждение, правильно ли обвинение или нет, если адвокат не знаком со всеми материалами уголовного дела – ему просто не дали. Когда перед судом заявляем, что мы не ознакомлены и что нарушены права в том-то и том, то суд указывает, что все эти нарушения могут явиться основанием для дополнительного расследования после исследования всех материалов дела. Суд не только не выполняет функцию контроля над органами досудебного следствия, но и поддерживает это.
В процессе нахождения Иващенко под стражей с 21 августа 2010 года у него резко ухудшается состояние здоровья. Провели обследование, дали рекомендации и что дальше? СИЗО дает справку, что у них нет возможности оказать ему медицинскую помощь. Меру пресечения не меняют. Состояние здоровья ухудшается.
Иващенко не совершал никакого преступления – слушать никто не хочет – но держат его в клетке. Приговор по Иващенко не вынесен, вина его не доказана, но, тем не менее, он находится в клетке. Скажите, для человека, узнаваемого в обществе, это форма давления. Адвокат занимает активную позицию в ходе следствия, следствие направляет дело в суд. В квалификационную комиссию пишут на адвоката, что он якобы затягивал рассмотрение уголовного дела, и просят привлечь адвоката к ответственности, в кавычках, как мы понимаем, лишить адвокатского свидетельства. Может ли адвокат спокойно готовиться к процессу для того, чтобы оказать правовую помощь своему подзащитному, или все-таки он задумывается о том, как срабатывает Дамоклов меч. А материалов уголовного дела на этот момент у следствия уже нет. Значит, направлено на запугивание.
Тут целая система направлена на то, чтобы человека признать виновным. Любой из коллег может много называть нарушений, но все они направлены на то, чтобы получить позитивный результат в суде. На мой взгляд, самое страшное то, что сейчас происходит в обществе. Где-то происходят какие-то согласовки по таким кардинальным вопросам. И не судья, который слушает дело, видит человека, переживающего какие-то эмоции, а кто-то другой, находящийся за залом суда, режиссирует.
Я работал адвокатом давно, начинал еще в советской системе. В советской системе, в Украине всегда были определенные недостатки, но при наличии правовой позиции адвокат мог реально оказать правовую помощь своему клиенту. А тут судья сидит, слушает тебя, кивает, выходит, оглашает. Соответствует впечатление, что мы разговариваем на разных языках. Мне кажется, проблема в том, что человек, на жизненном пути которого можно найти только одно – согласование плана санации, обретает имидж такого, что продал и что-то получил. Обложились опорными точками, Иващенко уже год находится под стражей. Так или иначе, система пошла на то, что он должен обязательно получить обвинительный приговор.