Кураторы Александр Ройтбурд и Алиса Ложкина расположили экспозицию, составленную из вещей, обнаруженных в резиденциях Виктора Януковича и экс-генпрокурора Виктора Пшонки, на первом этаже НХМУ. С характерным для Ройтбурда цивилизационным размахом выставка тематически поделена на «книги» некоего кодекса, которые, согласно кураторскому тексту, призваны показать “грани обсессивного невроза” обитателя резиденции. Весь же проект, по замыслу организаторов, должен сложиться в целостную картинку Межигорья как эстетического абсурда.
При всем уважении к личности Александра Ройтбурда, “Кодекс Межигорья” - событие скорее популистское, нежели критическое, в духе таких около-Майданных явлений, как концепция “капли в океане” и жлоб-артовские инсталляции в M17. И начать здесь нужно, конечно же, с правомочности экспонирования личных вещей конкретного человека в стенах национального музея, без его на то официального согласия или соответствующего судебного предписания. Даже без оглядки на явно отрицаемые данным проектом принципы частной собственности, объекты эти, а также информация о дарителях (из этических соображений организаторами скрытая) должны быть приобщены следствием к уголовному делу, из-за которого Янукович находится в розыске.
Но вопросы в этой выставке вызывает и многое другое. “Донецкое быкоко”, которым стилистически обобщили в кураторском тексте найденные предметы, на самом деле не столько донецкое, сколько общечеловеческое. Наличие вкуса или его отсутствие никак не связано с географией проживания, потому употребление подобного термина является абсолютно некорректным и играет исключительно в уже упомянутой популистской тональности. Представленное в НХМУ “быкоко” отражает эстетический уровень даже не Януковича или Пшонки, а определенного круга лиц, даривших и выбиравших эти предметы. Отсюда возникает вопрос целесообразности предпринятой кураторами попытки психоанализа бывшего президента – попытки, к слову, весьма сомнительной. Умозрительные выводы о внутреннем мире публичного человека, рассуждения о куртуазности и тщеславии на основе тарелок Hermes и резных бивней жанрово ближе к хохмачеству и ничего общего с критическим анализом не имеют.
Интересна и позиция НХМУ, предоставившего залы первого этажа для этого ситуативного проекта. Легко, конечно, предположить, что решения принимались буквально на месте, но совершенно неясно, отчего выставку нужно было провести непременно в НХМУ, а не в Арсенале, к примеру, где подобная коллекция “великого и величественного” смотрелась бы куда уместней. Впрочем, выставочная политика НХМУ и без того вызывает много вопросов. Как может, к примеру, современная институция аннулировать все предварительные договоренности по анонсированному персональному проекту Никиты Шаленного, запланированному на сентябрь, и в то же время на три месяца отводить целый этаж наспех собранному «увлекательному аттракциону», который было просто некуда больше везти? Но это, как и многое другое, – тема для отдельной дискуссии.
Проект в Национальном музее следовало бы представить как тотальную инсталляцию художника Александра Ройтбурда со всей сопутствующей шумеро-аккадской мистикой и одесским юмором. Мы же получили некую симуляцию “на тему”, лишь докладывающую в копилку популизма и мифологии, которыми и без того полны события последних месяцев. Книга выводов останется пуста.