О том, как спаслась
Во время войны я была ребёнком, была ранена. Выжила, потому что писала дневники. Много томов, написанных прерывистым некрасивым почерком. При свете луны, у коптилки, вздрагивая при разрывах снарядов вместе с детдомом, я продолжала писать. И теперь мой путь – рассказать всё, что мы пережили. Потому что на свете мало свидетелей, которые видели все войны и в момент войны были способны зафиксировать происходящее.
В цикле воспоминаний о чеченских событиях у меня три книги: два тома детского военного дневника и книга рассказов «Тонкая серебристая нить». Это документальные свидетельства: голоса мирных жителей, попавших в кровавую бойню. Моя антивоенная проза переведена на двенадцать языков. Хочется, чтобы перевели на сто: такие тексты нужно изучать в школах, ставить спектакли, читать по радио. В моих книгах звучат голоса тех, кто погиб и пострадал под бомбами. Голоса эпохи.
Мне очень нравится то, что делает Светлана Алексиевич: голоса тех, кто сам не может говорить. У меня есть 61 тетрадь дневников, но я решила писать дальше о том, каким было детство до войны и какой стала жизнь после неё, в мирной России.
Выехав из Чечни, мы столкнулись с полным неприятием местных жителей, для которых мы были «чеченцами», невзирая на этническую принадлежность. Я и мама, пережившая два инфаркта, на каждом шагу встречали бесправие и беззаконие. В русских регионах чеченские беженцы были никому не нужны, их старались отовсюду прогнать.
Без жилья, без пособия, брошенные на улице люди страдали и надеялись только на себя.
Слабые умирали, матери с детьми ночевали в парках и заброшенных железнодорожных вагонах, а те, у кого были силы, боролись за кусок хлеба, чтобы выжить. Вот в какое положение после десяти лет войны нас бросило родное государство.
Я очень много работала, когда мы выехали из Чечни: 17-18 часов в день, шесть дней в неделю, а в выходной ходила мыть подъезды за 20 рублей. И училась на заочном, конечно. У меня было шестнадцать осколков в ногах, а маму пришлось поднимать после двух инфарктов.
О новой жизни
Финляндию я очень полюбила. Это страна, где полиция следит за порядком, а политики думают о народе. Здесь работают законы, позволяющие людям жить достойно. Государство заботится о каждом. У беженцев есть крыша над головой и пособие, а те, кто учится, получают хорошую стипендию. Когда беженцы получают образование, им подбирают рабочее место на бирже труда: например, воспитатель в детском саду получает зарплату 2300-2500 евро в месяц.
Благодаря тому, что я получила образование психолога, я смогла себе во многом помочь. Я знаю не понаслышке, что такое посттравматический синдром. Сейчас читаю лекции о войне и о том, как справиться с её последствиями. Разработала несколько методик, в том числе дыхательных. Есть уже несколько людей, которым я помогла вернуться из очень сложных состояний.
Например, некоторые переживают приступы паники. Вот ведёт человек в садик ребёнка и чувствует запах сирени – тот же самый, который чувствовал, когда кого-то убили на его глазах. И у него холодеют руки, начинается сердцебиение, страх, ему кажется, что он летит в пропасть. Я советую при таких приступах находить точку опоры, смотреть, например, на узор на платье, и говорить себе: я сейчас здесь, а не там, я в безопасности. Объясняю пострадавшим: если вы не возьмете себя в руки, врач пропишет вам таблетки и вы станете большим неповоротливым овощем. Надо приходить в себя самостоятельно. Естественно, важно, чтобы близкие не давили, чтоб они дали человеку время.
После войны я, двадцатилетняя, молодая и красивая, ходила несколько раз на свидание в центр города. Когда парень, с которым я познакомилась в интернете, попросил рассказать о себе, я начала рассказывать, как на моих глазах человеку оторвало голову. Я не понимала, что не так, почему он побледнел, и через двадцать минут уже попрощался со мной, а потом не перезвонил. Что тут такого, ведь у нас это каждый день было!
Я уж было думала, что никогда не выйду замуж. Но в двадцать три года, работая гувернанткой в одном богатом доме, я познакомилась с парнем из Кыргызстана, который тоже там работал. Он был даже младше меня. Мы сели разговаривать, и вдруг я поняла, что говорю уже два-три часа. А когда я замолчала, он попросил рассказывать дальше. После нескольких дней таких историй, когда я все рассказала, он мне сказал: теперь всё позади, все будет хорошо, мы будем дружить. Это был, по сути, первый человек, который меня выслушал. Он и стал моим мужем.
Уже в Финляндии я пришла подтверждать свой диплом психолога к одной женщине-психотерапевту. У неё был большой кабинет. Она меня спросила: какие цвета преобладают в комнате? Я ответила: серый. «Ух ты!», – говорит она. Она поняла, что я с войны. Люди войны распознают опасность, её звук и цвет. Кипящий чайник – это звук мины, а когда звук тикающий, как часы, я сразу падала на землю и закрывала голову руками. Десять лет я привыкала не пугаться и не плакать при звуке гражданского самолета.
О войне и Родине
Мне жаль людей, погибающих на войне. Всегда вспоминаю, что мы пережили. Поэтому, конечно, я сочувствую и слежу за событиями в Украине, Сирии, в Европе. Я искренне желаю, чтобы в Украине наступили мир и спокойствие. Это прекрасная страна, где живут любознательные, интеллектуальные люди. У меня там друзья.
Мне небезразличны судьбы обездоленных и несчастных в России. На периферии народ живёт бедно: старики-пенсионеры, матери-одиночки, брошенные дети нередко в поисках питания блуждают по свалкам. Ищут просроченные консервы, подгнившую картошку, сдают на лом металл. Еды хватает только на один раз. Многие начинают пить. Страшная, безумная жизнь обречённого поколения.
Моя родина – Чечня советских времён, где соседствуют и дружат десятки национальностей: чеченцы, русские, армяне, украинцы, авары, цыгане, евреи, болгар. Свой край я вижу только в снах: в реальности его уничтожили войнами, геноцидами и враждой. Грозный словно застыл в моей памяти таким, как когда-то: мультикультурным и многонациональным. Тогда было счастье. А сейчас Чечня – это султанат с падишахом и подданными.
Настоящей оппозиции в России нет и не было. Многие якобы оппозиционные российские СМИ на самом деле таковыми не являются. Я лично убедилась в этом: там продвигаются только выгодные, устоявшиеся версии чеченской войны, а настоящего свидетеля военных преступлений, видевшего все своими глазами, никто не допустит к массовому читателю, зрителю, слушателю. Я не нашла ни одного радио, где решились бы прочитать мои антивоенные тексты, посвятить им целую программу. Они отвечали: «что вы, что вы! Это не ко времени! Вы же понимаете, что в стране… Опасно! Наш ведущий отказывается вести такую программу» и так далее. Исключениями стали "Новая газета" и "Дождь".
И это в то время как во Франции, в Украине, в Литве, Латвии, Германии, Венгрии, Финляндии, Чехии, Болгарии, Словении о моих книгах пишут, говорят по радио, зачитывают тексты в эфире.
Войну нельзя забывать. Забывая подлинную историю, люди совершают непоправимые ошибки.
Война – это время, когда человек узнаёт, кто он на самом деле: обыватель, подлец или герой. Но я никому не пожелаю пережить этот ад.
Во время войны нужно уметь сострадать. Если человек может поставить себя на место другого и посочувствовать, уже не всё потеряно. Если человек добр ко всем, не ворует, не пьет, не совершает убийства в надежде, что «война всё спишет», у него есть шанс.
Главное – отвлекаться от гнетущего страха смерти: больше писать, читать, быть аккуратным, чтобы не задеть «серебристую нить» растяжки. Бог поможет такому человеку.
О книгах
Этот мир далёк от совершенства, и войны случаются здесь несколько раз в сезон. Поэтому каждый из нас должен помнить о своей душе, не сходить с пути доброты, а хорошие книги помогают выстоять даже в самые тёмные времена.
По-разному сложились судьбы героев моих книг. Дедушка Идрис погиб – об этом есть рассказ в сборнике «Тонкая серебристая нить». Тётя Валя и Алёнка из чеченского дневника до сих пор живут тяжело. Добрая тётушка Марьям умерла от рака. Погиб её замечательный сын Акбар. Баба Нина, неунывающая и поющая под обстрелом весёлые частушки, умерла в нищете, так как беженцам из Чечни никакой помощи в русских регионах не оказывали: люди скитались, голодали, болели и не могли получить достойное лечение. Парень Мансур выжил, работает строителем. Девочка по прозвищу Лурье-Львица живёт в Австрии и родила восьмерых детей. У неё и теперь своя «банда». Мальчик по имени Мага, влюблённый в меня в школьные годы, стал фермером на юге Франции. Это целый калейдоскоп историй, о которых, возможно, я ещё напишу.
Йога, медитация и красота финской природы – вот где я беру силу и вдохновение. Надеюсь написать ещё много произведений о любви, о выборе своего пути и путешествиях. Чтобы в мире литературы меня помнили не только как автора документальных книг о чеченской войне.
За свою жизнь я прочитала не одну тысячу книг и знаю, что для каждого возраста есть свое любимое произведение. Могу выделить три книги, каждая из которых в своё время поразила мене: «Цветы для Элджернона» Дэниела Киза, «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери и «Сказка о Юппи» Натальи Сухановой.
Мое детство было очень суровым. Наверное, это по-своему помогло выжить на войне. Я рано научилась заботиться о матери, побывала в роли старшего, потому что чувствовала ответственность. У мамы был жесткий характер. Об этом будет моя новая книга «Ослиная порода». Вот небольшой фрагмент из неё:
...Мы начинали собираться, когда на улице было светло и ясно, а выходили гулять, когда все малыши во дворе шли спать.
Ведь детей ослиной породы – обязательно следует приучать к самостоятельности, иначе им не выжить в нашем суровом мире. Для этого, начиная с трех лет, они должны сами искать в шкафу свою одежду, и, разумеется, сами должны одеваться.
Ничего, если пару раз на них опрокинется полка с носками или пижамами – это им только на пользу. Ведь тогда придется вещи в шкаф складывать, от чего знания детей расширятся, а прогулка – уменьшится, чтобы они знали, как это – быть неаккуратными.
Вот и в тот знаменательный день все шло по плану. На мне уже кое-как был застегнут красный, отороченный мехом комбинезончик, голову украшала белая вязаная шапочка. А нога побаливала – от удара ящика с колготками, неожиданно и коварно вывалившегося на меня из шкафа, когда я полезла за своим шарфиком. Оставалось только ботинки надеть.
Тут я позволю себе краткое отступление. Дело в том, что в моей замечательной семье, о дворянском происхождении которой ходили необыкновенные легенды, был обычай – обувь хранить в холодильнике. Нет, любезные читатели не подумайте, что это шутка! Наш дом располагался в местности, где обитает много крыс, и, естественно, крысы могут погрызть обувь. Поэтому у нас в доме было два холодильника – в одном из них, по имени «Новый», мы хранили продукты, а в холодильнике по имени «Старый» – обувь. Старый холодильник не был подключен к розетке и, разумеется, представлял собой шкаф, железный и прочный, в которой не могли попасть грызуны.
Подойдя к холодильнику с обувью, я изо всех сил дернула ручку, которая была довольно старой и не поддавалась с первого раза даже взрослым. Холодильник страшно затрясся и загудел - словно ожившая машина будущего. А на меня сверху что-то посыпалось и неприятно заколотило. С удивлением я обнаружила, что это вовсе не мамины тычки.
Подняв голову, я увидела, что на холодильнике сверху лежит мешок с картошкой. Видимо, его положили туда с той же целью – защитить от крыс.
Мешок был в сеточку, и от того, что я дернула ручку на себя, маленькие картофелины начали выскакивать и больно лупить меня. Мне пришло в голову, что Старый холодильник не одобряет моей прогулки.
Но тут появилась мама с вопросом:
- Что, копуша, достала свои сапожки?
Испугавшись еще больше, я молчала. Но мама оказалась доброй – она открыла жутко скрипучую дверцу холодильника и достала мои красные сапожки, такие же, по цвету, как комбинезончик. Несколько вреднющих мелких картофелин еще пару раз стукнули меня по спине и укатились куда-то.
- Чего стоишь? – спросила мама меня, и приказала: - Обувай сапоги!
Правая нога послушно влезла в сапожок, а мама в это время надела свое пальто - на улице был месяц февраль, и завывала метель.
Но левая нога отказывалась обуваться! Не залезала в обувь!
Сколько я не пыталась ее туда водворить, ничего не получалось.
- Опять Осел! – стала кричать на меня родительница: - Он такой упрямый – его бьешь палкой, а он – ни с места!
- Я не могу одеть сапог.
- Врешь! Просто не хочешь!
- Не могу!
- Ты надо мной издеваешься!
- Нет!
- Ага, споришь, значит….
Тумаки посыпались на меня со всех сторон. Бабушки дома не было, дедушки не было, и спасти меня никто не мог.
В мои три года, мне было страшно, но я старалась не подавать виду, а наоборот, попыталась еще раз объяснить:
- Мамочка, я не могу его одеть!
Но, мои объяснения странным образом делали мать еще злее, и удары становились еще больнее.
Совершенно впав в ярость, причины которой мне неизвестны, мать стала пинать меня ногами и дергать за руки, как злые дети, входящие в категорию «От чертей остатки», часто дергают жуков. Поняв, что единственным и последним выходом остается бегство, я ринулась прятаться под шкаф, в зимней теплой одежде, в одном сапожке.
Мама ушла на кухню, выпила чай и успокоилась.
- Вылезай, Ослик! Не буду ругаться. – сказала она.
Я недоверчиво глянула из-под шкафа. Бывало, что ласковый голос мог обмануть и выманить для очередного наказания, но на этот раз я решила довериться.
Она раздела меня и уложила спать, но на этом история о прогулке не закончилась.
На следующее утро мама проснулась в прекрасном настроении, много шутила, пела песенки, и я даже стала подозревать, что у меня две мамы. Одна мама, как Новый холодильник, от нее приятно пахнет, она веселая и радостная, а другая, как Старый, который дребезжит, обзывается и норовит стукнуть побольнее, при каждой оплошности.
- Пойдем на прогулку пока на улице солнышко! – позвала меня мама: - Будем на санках кататься! Уууух!
Быстро натянув вещи, я подбежала к Старому холодильнику и замерла в ужасе. Вдруг он опять не даст надеть мне мой маленький сапожек?
И точно – левую ногу как заколдовали.
- Мама, я не могу его одеть….
И зажмурилась.
Но ничего страшного не произошло. Мама вдруг сказала:
- Да что там не так? – и взяла сапожок в руки.
Она начала его трясти, проверяя, не замялась ли стелька, и тут, к моему величайшему удивлению, из моего сапожка вывалилась малюсенькая картофелина. Вот что мешало мне его вчера надеть! Вероятно, она упала со Старого холодильника!
- Ха-ха-ха-ха! – смеялась мама: - Вот это чудеса! Картофелина завалилась в башмачок!
Я ждала.
Для меня это было так важно, как никогда больше в моей жизни. Я ждала, что мама сейчас повернется ко мне, возьмет меня за руку и скажет: «Прости, меня, пожалуйста! Я вчера наказала тебя ни за что. Я так впредь делать не буду».
Я ждала.
Но мама, смеясь, взяла санки и крикнула:
- Ну, что ты стоишь столбом? Идем!