ГоловнаЕкономікаБізнес

Политическая сторона европейского кризиса

Несмотря на кажущуюся хаотичной и запаздывающей реакцию на долговой кризис, различные субъекты власти Еврозоны действуют достаточно целеустремлённо и логично. Логика эта, однако, продиктована не только объективными экономическими реалиями, но и политическими целями участников, а также их положением и ролью в механизме власти объединённой Европы. Такой подход диктует им как запаздывающую реакцию на события, так и неизбежное принятие правильных решений в критический момент. Однако, внутриполитические препоны в Германии вряд ли позволят в ближайшем будущем придти к фундаментальному решению, которое устранило бы причины кризиса, а не его последствия.

Фото: EPA/UPG

Евро как бомба замедленного действия

Евроинтеграция никогда не была лёгким процессом и продвигалась медленно, преодолевая сопротивление как в верхах учавствующих в ней стран, так и, особенно сильно, среди тамошних избирателей. И всегда её продвижение было связано с большим количеством политических компромиссов, многие из которых не были выгодны с точки зрения результатов, но были необходимы для достижения нужных договорённостей.

Введение евро и создание единого валютного пространства не стало исключением из этого правила. Для того, чтобы функционировать эффективно и не приводить к сильным дисбалансам в экономике, единая валюта требовала гораздо более полной интеграции экономической политики и законодательно-регуляторного поля. Это означало бы:

- наличие единой фискальной политики, что позволяло бы легко и в больших масштабах перераспределять ресурсы между регионами и подтягивать менее развитые к уровню более развитых;

- внятный и неукоснительно исполняемый свод правил для экономической политики национальных властей и евроинституций;

- наконец, унификацию законодательства и регулирования, что поставило бы различные европейские экономики в одинаковые условия и создало бы предпосылки для более-менее равномерного развития региона.

Даже в случае введения этих трёх вещей, Еврозона всё равно была бы очень разношерстным образованием, и наличие неэффективностей и дисбалансов в её функционировании было бы неизбежным. Однако, фискальное объединение позволяло бы с этим бороться путём перераспределения ресурсов от более успешных членов союза к менее успешным, а ограничения, наложенные на власти, и унификация законов подталкивали бы их уровни развития к сближению.

Фото: EPA/UPG

Естественно, на подобную сдачу суверенитета никто в Европе конца 90-х не был согласен. О сдаче фискальных полномочий не шло и речи, принятые договорённости о непревышении определённого уровня дефицитами бюджетов не выполнялись даже проталкивавшей их Германией, а законодательство, регулирование и прочие практики экономической политики остались, в основном, местными. Даже верхушки ревниво относились к национальному суверенитету, избиратели же вообще были настроены по отношению к любым интеграционным проектам с традиционным подозрением.

В результате, единая валюта была введена в неподходящих для неё условиях. Несмотря на это, как европейские политики, так и бизнес-сообщество во всеуслышание объявляли полное экономическое объединение состоявшимся. Последовавшее десятилетие довольно быстрого экономического роста способствовало укоренению таких настроений.

Вместе с тем, институциональная ущербность сразу же привела к появлению дисбалансов, ставших, в последствии, причиной тяжёлого долгового кризиса, который продолжается до сих пор. Достаточно сказать, что обременённые долгом и относительно слаборазвитые экономики, вроде Греции, одалживались на едином европейском рынке капитала под процент, сопоставимый с процентом, которые платила самая развитая из крупных европейских стран – Германия, а на рынках недвижимости таких стран как Ирландия и Испания надулись финансовые "пузыри". После жестокого удара финансового кризиса 2008 года все заложенные при создании евро проблемы вылезли на поверхность.

Необходимая двуличность

Многих экспертов в этой ситуации удивляла реакция европейских властей – замедленная и вялая. Ни в одном из эпизодов долгового кризиса они не среагировали с опережением, каждый раз их действия были направлены на то, чтобы погасить (верней, забросать деньгами) проблему, уже перешедшую в острую фазу. Это тем более странно, что данный регион является одним из наиболее развитых в мире и качество госуправления там, как правило, довольно высоко.

Между тем, подобное поведение имеет ровно ту же причину, которая изначально сделала из евро бомбу замедленного действия – политику. Все основные игроки – ЕЦБ (Европейский Центральный Банк), национальные правительства, как в проблемных странах периферии, так и в оказывающих им финансовую помощь странах ядра, и международные организации (в первую очередь, МВФ) – вынуждены блюсти собственные интересы и корректировать своё поведение в соответствии с ними.

ЕЦБ – необычный Центральный Банк. Национальные центральные банкиры, как правило, вынуждены беспокоиться о своей независимости от правительства и, в критических ситуациях, послушно выполнять волю последнего. ЕЦБ, однако, является наднациональной структурой и никакому одному правительству не подотчётен. Наоборот, в условиях долгового кризиса правительства проблемных стран, в любой момент могущие оказаться отрезанными от финансовых рынков, зависят от финансирования ЕЦБ.

В результате, у банка – наднационального общеевропейского органа – оказались в руках рычаги влияния на целый ряд стран-членов Еврозоны. Впервые центральная европейская институция получила возможность навязывать свою волю национальным правительствам. И ЕЦБ этой возможностью немедленно воспользовался.

По сути, банк вместе с другими евроинституциями стал продавливать те самые интеграционные решения, чьё непринятие десятилетие назад обусловило нынешний кризис. Это вмешательство носит довольно-таки явный характер: в Италии, фактически по указанию Франкфурта (именно там находится штаб-квартира ЕЦБ), ушло в отставку правительство Сильвио Берлускони, в Греции введён контроль за госфинансами со стороны европейских чиновников, всем странам периферии навязаны программы жёсткой бюджетной экономии и структурных реформ.

Всё это требует кооперации со стороны нуждающихся в помощи стран. Правительство Берлускони не ушло бы в отставку, если бы ЕЦБ заранее установил потолок для процентных ставок по итальянским гособлигациям и тем самым избавил бы Италию от долговых проблем. Правительство Греции не стало бы урезать дефицит бюджета и проводить реформы, если бы ему была заранее оказана финансовая поддержка. Соответственно, для ЕЦБ не имело и не имеет смысла пытаться предвосхищать обострения кризиса – наоборот, как раз эти обострения и позволяют банку и другим представителям власть имущих Еврозоны и ЕС навязывать свою волю отдельным странам-членам союза. Отсюда и проистекает хронически медленная реакция на усугубление долговой ситуации в Греции, угрожающий рост процентных ставок по облигациям Италии и прочие эпизоды европейского кризиса.

Фото: EPA/UPG

Другая проблема, которой подвержен не только ЕЦБ, но и МВФ, а также страны-кредиторы, возглавляемые Германией, – необходимость спихнуть друг на друга как можно большую часть финансовых обязательств. Каждый из кризисных эпизодов потребовал и будет требовать больших средств для своего решения. Кроме того, определённые страны, такие как Греция, вообще могут нуждаться в постоянном финансировании на протяжении многих лет.

Для ЕЦБ подобное финансирование создаёт сложности в проведении монетарной политики. Кроме того, в случае, если банк понесёт потери по своим кредитам (а в Греции это вполне реально), ему придётся обращаться за рекапитализацией к национальным правительствам, что поставит его в зависимость от них. Правительства стран-кредиторов зависимы от воли собственного налогоплательщика, естественно, не слишком жаждущего поддерживать своими деньгами иностранцев или, тем более, терять эти деньги. МВФ зависим от стран, выделяющих ему средства и он тоже заинтересован как в сохранении этих средств, так и (что особенно важно для этой организации) в возвращении выдаваемых кредитов.

Всё это заставляет каждого из этих игроков как можно дольше затягивать с выделением финансирования и стараться спихнуть как можно большую его часть на других. В результате, они тоже тянут с реакцией на кризисные эпизоды и дают проблемам разрастаться до критических масштабов.

Коллапс никому не нужен, но...

Вместе с тем, никто не заинтересован в реализации катастрофических сценариев – односторонних дефолтов стран периферии, выхода их из валютного союза или, тем более, развала Еврозоны. Для каждой из вышеописанных организаций подобное принесёт гигантские потери, а для ЕЦБ и других центральных властей Европы, вообще смертельно опасно.

Это заставляет их неизбежно реагировать, когда обстановка становится критической. Каждый из эпизодов долгового кризиса – что греческий в 2009-м, что ирландский в 2010-м, что итальянский в 2011-м – заканчивался всегда одинаково: вбросом денег со стороны ЕЦБ, европейских правительств и МВФ в различных пропорциях. Логично ожидать того же и в будущем. До тех пор, пока разрешить ситуацию вообще в их силах, эти организации будут делать всё необходимое для такого разрешения.

К сожалению, есть и отрицательные политические стимулы, мешающие разрешению кризиса. Основная причина кризиса – дисбалансы в торговле и потоках капитала, сформировавшиеся в Еврозоне из-за фиксации курса валюты. Любое истинное решение кризиса обязательно требует устранения этих дисбалансов, иначе источник проблем останется на месте.

По определению, устранение дисбалансов требует сокращения потребления и наращивания сбережений в дефицитных странах периферии и, наоборот, увеличения потребления и сокращения сбережений в профицитных странах ядра. Политика, проводимая на периферии по воле европейских властей, – программы бюджетного сокращения и структурные реформы – должна позаботиться о первом требовании, но как быть со вторым? Оно требует стимулирования потребления и дестимулирование сбережений в странах ядра, в первую очередь, Германии. Это означает довольно сильные изменения в налоговом законодательстве, явном и скрытом субсидировании, социальном обеспечении. Кроме того, весьма вероятен более высокий, чем сейчас, уровень безработицы – ведь Германия должна резко сократить один из крупнейших в мире профицитов текущего счёта и баланса торговли, а это очень трудно сделать, не нанеся урона экспортным секторам и занятости в них.

Пока что, немецкие политики, эксперты и население категорически неприемлют даже такой постановки вопроса. В Германии причинами кризиса объявляется неэкономность и перепотребление в странах периферии, которые, в рамках такого взгляда, и должны нести на себе все трудности кризисного периода. Макроэкономические проблемы, которые и создали это перепотребление и неэкономность немецким истеблишментом, как будто, в расчёт не принимаются. Однако, без активных действий с его стороны устранение дисбалансов будет крайне осложнено, а то и вообще невозможно. В последнем случае, Германии, ЕЦБ, МВФ и остальным кредиторам придётся до бесконечности выделять средства странам периферии – и вот в этом случае, в какой-то момент, политические стимулы могут измениться в сторону отказа от поддержки евроинтеграции. Тогда над Еврозоной нависнет реальная угроза распада.

Есть и другая опасность – радикализация политики в странах периферии. Программы бюджетной экономии и высокая безработица крайне негативно сказываются на благосостоянии тамошнего населения, что, в свою очередь, делает радикальных политиков, предлагающих якобы простые решения, всё более привлекательными для избирателей. Не приведёт ли это, в какой-то момент, к "бунту" в одной из периферийных стран? Односторонний дефолт, выход из Еврозоны, даже выход из ЕС – таковы угрозы, которые несёт этот сценарий. И для будущего евроинтеграции он не менее опасен, чем экономические дисбалансы.

Павел КухтаПавел Кухта, Заступник голови Стратегічної групи радників при Кабінеті міністрів України
Читайте головні новини LB.ua в соціальних мережах Facebook, Twitter і Telegram