К сожалению, на эмоциональных спекуляциях начинает существовать и социальное общество. Для многих сфер социальной жизни это опасно. Например, бездумное умиление новой полицией – потому что симпатичные, без раздумий о том, что полицейские – это гарантия безопасности для нас и наших детей. Ведь не важно, как они засовывают «по-иностранному» руки за пояс брюк, но важно, что профессионально и ментально большинство из них не подготовлены к выполнению возложенных на них функций. Безжалостно и, увы, бездумно «реформируя» органы милиции и прокуратуры, общество не задумывается о том, что с водой выплескивает младенца, выхолаживая органы правопорядка. Под лозунги борьбы с коррупцией. Все это сейчас стало предметом размышлений в рамках работы комиссии по отбору кандидатов на должности в ГБР. Потому что стоит задача найти профессионалов для органа досудебного расследования, от качества работы которых будет зависеть позиция обвинения.
Согласно Закона, конкурсная комиссия осуществляет отбор директора и заместителей ГБР (группа 1), директоров территориальных органов и руководителей подразделений центрального аппарата (группа 2) и руководителей и сотрудников подразделений внутреннего контроля центрального аппарата и территориальных органов (группа 3). Условное деление на три группы позволит точнее осветить проблему. Если подойти количественно, то профильный Закон позволяет установить, что в первой группе точно три лица, во второй 7 (по количеству территориальных управлений согласно статье 9(3) Закона) и плюс неизвестно сколько руководителей подразделений центрального аппарата; и в третьей - по логике 8 (1 центральный аппарат) руководителей и опять таки неизвестно сколько сотрудников для каждого подразделения. Теоретически, это может быть порядка 60-80 сотрудников, разбросанных по регионам и подлежащих отбору с учетом довольно спорного квотного принципа, выписанного в статье 3 Заключительных и переходных положений.
Как бы ни хотелось найти ответы на вопросы, Закон их не дает. Согласно пункту 1 статьи 9 в составе Государственного бюро расследований действуют следственные, оперативные и другие (то есть не поименованные) подразделения. Саму же организационную структуру утверждает Директор ГБР по согласованию с Кабинетом министров. То есть отобрать на Комиссии сотрудников на должности в центральном аппарате сегодня в принципе невозможно. Нет ни самих этих должностей, ни, соответственно, критериев и требований к претендентам на них. Не представляется легитимной и идея выделить из нормы статьи два точно названных в ней подразделения - следственное и оперативное - и ограничиться ими. Конечно, в этой связи напрашивается вопрос и о самой целесообразности отбирать на Комиссии, например, начальника кадрового подразделения, или по связям с общественностью, или финансового. Кроме того, в отношении сотрудников, упоминаемых в группах 2 и 3, в принципе отсутствуют какие-либо базовые критерии - образование, стаж работы и так далее. Более того, в части 3 статьи 14 Закона указано, что квалификационные требования и критерии профессиональной пригодности для занятия должностей в подразделения ГБР утверждаются его Директором.
Таким образом, в рамках действующей редакции Закона конкурс выглядит долгой с перерывами историей с низкой эффективностью. Единственным вариантом избежать этого может стать внесение изменений в Закон, с тем, чтобы четко указать круг должностных лиц или должностей, конкурс на которые должна проводить внешняя комиссия, сформированная согласно статье 11 Закона. При этом внутреннее убеждение говорит о том, что этот круг, кроме трех руководителей ГБР и территориальных управлений, должен включать возможно еще только руководителей профильных подразделений и подразделения внутреннего контроля центрального аппарата. Всех остальных сотрудников должны подбирать конкурсные комиссии, сформированные уже самим ГБР. Иначе выглядит так, что к уже отобранным и назначенным руководителям ГБР, на которые возложена ответственность за работу всего Бюро, нет доверия. Нонсенс.
Да, и еще один вопрос к размышлению. Нужны ли как этап отбора для группы 1 тесты на знание законодательства. Не говоря о всех технических и организационных проблемах тестирования, принципиальным является вопрос о целесообразности тестирования кандидатов по группе 1 в принципе, ибо изначально допущены к конкурсу могут быть только профессиональные юристы с более чем 10-летним опытом работы. Если у такого кандидата нет опыта работы именно в следствии (а Закон прямо не устанавливает эту необходимость как условие отбора на конкурс), то вопросы теста могут быть одни, а если есть – то, наверное, другие. Такой же вопрос возникает и в отношении проведения психологического тестирования. Ко всему этому в памяти еще и скандалы с независимым тестированием, проходившем под патронатом Сакварелидзе в рамках заявленной им, и так и не ставшей действенной реформы прокуратуры.
Более того, если говорить о тестировании, то вполне закономерно, что с лучшими результатами его пройдут специалисты со специальным стажем и опытом работы. То есть, в первую очередь, действующие сотрудники следственных органов прокуратуры. И так и должно быть. Ибо они каждодневно решают эти задачи. Без сомнений, данный вид профессиональной деятельности имеет свои особенности. Это и жесткая правовая регламентация, властный, и достаточно экстремальный характер профессиональных полномочий, процессуальная самостоятельность и высокая персональная ответственность за свои действия и принимаемые решения. Если общественные активисты взывают к приходу госслужащих-технократов, то есть специалистов в своём деле, так в ГБР должны такие и прийти. Это как тестирование практикующих хирургов вкупе с желающими начать оперировать. Никто ж возражать не будет, что именно практикующий врач должен набрать большее количество баллов. А даже если он и забыл как на латыни называется тот или иной мускул, что может отскакивать от зубов у недавнего выпускника аспирантуры, но, давайте честно ответим себе, кому из этих двоих мы будем готовы вверить здоровье и жизнь своих близких?
В данном случае, для конкурса на должности по группе 1 все-таки самым важным представляется понимание задач ГБР и способность обеспечить их выполнение, в том числе путем формирования штата сотрудников.
И в заключение. К вопросу о борьбе с коррупцией. В мире в разных странах есть разные модели этой борьбы. Самые успешные из них, в странах с низким уровнем коррупции как Дания, Швеция, Финляндия или Сингапур, главной идеей делают стремление минимизировать или исключить условия, создающие как стимул, так и возможность склонения личности к совершению коррумпированных действий. То есть, присутствует антикоррупционная политика и система превентивных мер. Что касается так называемых «стратегий войны», то они действительно способны быстро дать видимый результат, поскольку репрессивные меры по сути своей публичны. Такие меры, как правило, еще и могут быть легко использованы в целях политической рекламы. Но объектом таких стратегий всегда является только личность - коррупционер, а не коррупция как социальное явление. Можно провести аналогию борьбы Геракла с гидрой, у которой постоянно нарастают новые головы, что обуславливает циклический характер подобной стратегии. Более того, применение «стратегии войны» может быть связано и с действиями несовместимыми с принципами демократии, которые не вписываются в институциональные рамки, заложенные конституцией демократического государства. Применение такой стратегии часто ведет к нарушению прав человека. Яркий пример страны, применяющей именно такую стратегию – Китай, в котором в конечном итоге вследствие подобной борьбы с коррупцией, последняя перешла в латентный режим и даже самоорганизовалась.
В связи с чем вопрос. С учетом китайского и других опытов «стратегий войны», может мы наконец перестанем делать то, что изначально ведет в никуда? Поголовные неправосудные люстрации, огульные обвинения, разгул активистов и общественников, активно проедающих гранты на цикличной борьбе с коррупцией и прочие профанации должны прекращаться. Ибо завтра оперировать будет некому.