Политические трансформации, затронувшие Анкару после попытки государственного переворота, ошибочно рассматриваются в контексте взаимоотношений Турция-Запад, Турция-Россия. На самом деле интересы Турции лежат в регионе Ближнего Востока и Северной Африки.
Так называемая «арабская весна» изменила расстановку сил в регионе, устранив ранее весомых региональных игроков в лице Хосни Мубарака, Муамара Каддафи и существенно подорвав политический вес Башара Асада, фактически замкнув его в пределах провинций Латакия, Тартус, части Алеппо, Дамаска, Хомса, Хама и Идлиба. Такая трансформация дала Анкаре возможность расширить свое влияние.
Анализ политики Реджепа Тайипа Эрдогана демонстрирует давние признаки последовательного курса на реализацию негласных проектов халифатского характера, фактического возрождения Османской империи. Стремление Эрдогана к построению президентской формы правления с максимально возможной полнотой власти – это современный аналог полномочий султана, обладавшего верховной светской властью.
Еще в 2010 году Анкара пыталась отходить от заветов Ататюрка и получить религиозную власть через Организацию Исламского сотрудничества (бывшая исламская конференция), где пост генерального секретаря тогда занимал гражданин Турции Экмеледдин Ихсаноглу. ОИС –одна из самых влиятельных международных организаций исламского мира, способная выступить в качестве коллективного транснационального политического игрока глобального уровня. Но в 2014 году этот пост занял саудовец Ияд бен Амин Мадани, что лишило Анкару этого инструмента влияния.
Однако ключевой проблемой, стоящей перед Эрдоганом, являлся секуляризм, закрепленный конституцией. Проблема усложнялась тем, что в 1998 году Совет Исламской академии правоведения (фикха) при Организации Исламская конференция принял постановление № 99 (2/11) «О секуляризме», в котором говорится: «Секуляризм представляет собой объективистскую систему взглядов, основанную на принципе непризнания Бога (атеизме), является антагонистическим по отношению к Исламу течением, солидаризуясь с мировым сионизмом и другими разрушительными и все дозволяющими течениями, которые отвергаются Аллахом, Его посланником и верующими».
Такая формулировка ограничивала потенциал влияния Анкары на мусульманские страны, особенно в регионе Персидского залива и Ближнего Востока. В их глазах Турция была не только неарабской страной, но и почти атеистической.
Поэтому многие внешнеполитические решения Эрдогана коррелировались с постановлениями ОИК, что отражало практику османского государства, где фетва, выносимая духовным лидером, имела обязательный характер, в том числе и для султана. Такая модель поведения отражала желание турецкого руководства завоевать доверие мусульман, продемонстрировать свою приверженность исламским ценностям. Именно поэтому некоторые решения ПСР и лично президента отдают радикализмом.
Гарантами секуляризма в Турции со времен Мустафы Кемаля Ататюрка являются генералитет и Народно-республиканская партия (НРП). В последние годы Эрдоган и его Партия справедливости и развития наращивали давления на оба этих института. Подавление попытки переворота открыло для президента возможность устранить препятствие в лице генералитета и оппозиции, способной не только выступить за сохранение секуляризма в стране, но и создать препятствия в конституционных изменениях Турции.
Нынешняя внешняя политика Турции четко совпадает с концепцией, описанной экс-Министром иностранных дел Турции, однопартийцем Эрдогана Ахметом Давутоглу (позднее премьером) в своей книге «Стратегическая глубина: международное положение Турции». В ней большой интерес представляют составленные главой турецкого внешнеполитического ведомства треугольные конфигурации в регионе Ближнего Востока. Давутоглу выделяет три треугольника: внешний, внутренний и пассивный треугольник нестабильности. Вершинами внешнего треугольника являются Турция, Иран и Египет. Внутренний треугольник своими вершинами упирается в Ирак, Сирию и Саудовскую Аравию. Последний треугольник объединяет Ливан, Иорданию и Палестину. Внешнеполитическая архитектура, описанная Давутоглу практически создана, чему содействовал упадок панарабизма. Для ее полного завершения необходимо ослабление КСА с возможным падением дома аль-Саудов. Эта цель на тактическом уровне совпадает с видением Тегерана и Москвы.
Таким образом, возобновление контактов Анкары и Москвы не может расцениваться как предпосылки и сигналы возможного стратегического союза. Москва в замыслах Анкары играет исключительно силовую роль тарана в регионе, которая возьмет на себя весь международный негатив. Исторические параллели говорят о том, что интересы России и Османской империи не совпадали ни в одном регионе.
Политика Эрдогана должна рассматриваться как попытка возрождения османских традиций, в основе которых лежит правление с учетом мнения исламского авторитета, который может не быть религиозным деятелем. Этот процесс должен нивелировать влияние иранских и египетских богословов, что входит в интересы Вашингтона. Поэтому события в Турции не правильно рассматривать в контексте дистанцирования Турции от США и Запада в целом, равно как и сближения с РФ. Это процесс занятия Анкарой места регионе, которое освободилось после падения режимов, являвшихся центрами влияния в мусульманском мире. Формирование умеренного халифата в неарабской Турции может снизить риски расширения Исламского государства особенно в регионе Средней Азии. Хотя такие перспективы устраивают как Вашингтон, так и Москву, необходимо понимать, что Эрдоган действует исключительно в своих интересах, а его политические амбиции затрудняют прогнозирование горизонта его планов.