Что, как это не парадоксально на первый взгляд, дает Украине больше шансов, говоря языком предыдущего гаранта, «вернуться в Европу».
Фальстарт глокализации
В сентябре прошлого года президент ФРГ Хорст Кёлер подписал пакет сопроводительных документов к Лиссабонскому договору. Вскоре была подготовлена официальная грамота о ратификации. Тем самым процедура утверждения Лиссабонского соглашения в Германии была завершена.
Фото: proplay.ru
Канцлер Германии Ангела Меркель тогда выразила удовлетворение в связи с завершением процесса ратификации договора, подчеркнув, что это можно считать закономерным итогом недавнего председательства Германии в Евросоюзе.
Казалось бы, процесс «глокализации» (термин ввёл английский социолог Р.Робертсон) Европы вступил в завершающую стадию.
В европейских интеллектуальных кругах наперебой начали говорить о смерти «вестфальской системы», а также интенсификации процесса «кардинального распыления власти», когда из-под ног национальных бюрократий властные полномочия стремительно расползаются как наверх – к различным наднациональным институциям, так и вниз – к т.н. «институтам гражданского общества» или «региональным сообществам».
Реализация концепции «Европы регионов», идеологии европейского регионализма, предполагающей полноценную интеграцию, реальное самоуправление территорий, кооперативный характер отношений Центра и регионов, субсидиарность, солидарность, учет исторически сложившейся культурной специфики регионов, социальную направленность, приоритет регионального уровня власти и трансграничного сотрудничества начала обретать реальные очертания.
Однако, парадоксальным образом в то время, когда вся „продвинутая” Европа праздновала ратификацию Лиссабонского договора, идеи которого были навеяны, главным образом, немецкими философами и мыслителями от Канта до Хаусхофера и Шмитта, начало конца «вестфальской системы», а вместе с ней и пресловутой Realpolitik, произошло два показательных события, демонстрирующих преждевременность столь радостного настроения для «еврооптимистов».
Во-первых, неожиданно на две ключевые позиции Европейского Союза – президента и министра иностранных дел, были избраны неизвестные доселе в широких кругах британская баронесса Кэтрин Эштон и премьер-министр Бельгии Херманн ван Ромпей.
А во-вторых, новоиспеченная немецкая правительственная коалиция, похоже, решила разыграть внешнеполитическую комбинацию по классическим канонам той самой германской «реальной» политики.
Номинальные «лидеры»
Вообще, назначение таких «серых» политических деятелей, как Эштон и ван Ромпей – это, пожалуй, наиболее яркое свидетельство слабости позиций официального Брюсселя, а также всего «еврооптимистического» лагеря Евросоюза.
Ведь, очевидно, мало кто предполагал, что попавшая, в общем-то, случайно в евробюрократические структуры в октябре 2008 года лидер лейбористской фракции в Палате лордов Кэтрин Эштон займет, фактически, второй пост в Евросоюзе. По мнению большинства, на кандидатуре К.Эштон остановились, поскольку, как писала тогда английская пресса, «ее отъезд из Лондона никому не мог помешать или повредить». Видимо, баронесса Эштон и далее занималась бы ЕСовской торговлей, если бы во время выборов президента Евросоюза не «прокатили» ее однопартийца Тони Блэра.
Аналогичная ситуация и с Херманном ван Ромпеем. Бельгиец ван Ромпей ни у кого резких нареканий не вызывал. «Он новое лицо, и у него просто не было шанса нажить врагов», — отозвался в разговоре с Financial Times о бельгийском премьере-министре один из представителей европейского дипкорпуса.
Фото: EPA/UPG
По оценкам европейских экспертов, то, что свой первый официальный визит новый президент Евросоюза Херман Ван Ромпей совершил в Финляндию, Словакию, Латвию, Литву и Эстонию, говорит, что он собирается руководить исключительно «малыми» государствами Евросоюза, так как большие страны ЕС, которые и влияют на основные решения в объединении, ему «не по зубам».
В общем, несмотря на введение «громких» должностей, в ЕС ничего кардинально не изменилось и фактическими президентом и министром иностранных дел Евросоюза продолжают оставаться не Херман ван Ромпей и Кэтрин Эштон, а поочередно Николя Саркози и Ангела Меркель.
Впрочем, еще было бы ничего, если бы во франко-германской связке все было бы так безоблачно.
Дружба дружбой, а табачок врозь
Как известно, как во Франции, так и в Германии отношения между двумя странами считают «двигателем» Евросоюза.
И на поверхности все выглядело, вроде бы, гладко. 11 ноября прошлого года Николя Саркози и Ангела Меркель у Триумфальной арки в Париже впервые совместно отметили День перемирия, который положил конец Первой мировой войне. Тогда же министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер принял участие в масштабном световом шоу и концерте на площади Согласия, что было подано как своеобразный «подарок» народу Германии в двадцатую годовщину падения Берлинской стены. В июле, в День взятия Бастилии, по Елисейским полям маршировала новая франко-германская бригада.
Однако, если копнуть глубже, то появляются вопросы. «Стороны утратили ощущение тесных взаимоотношений, - отмечает, в частности, директор Фонда Бертельсманна Йозеф Яннинг, - если раньше Париж и Берлин находились в центре переговорного процесса Евросоюза, то в настоящее время никто по-настоящему не знает, в чем цель этих взаимоотношений».
Главной причиной этому во французском экспертном сообществе чаще всего называется усиление «восточной» политики Германии. Сегодня Польша и Россия предоставляют немцам огромные экономические и даже дипломатические возможности для расширения влияния в восточном направлении. В этой связи, можно вспомнить, как минимум, четыре «русские» темы – Opel, Nord Stream, а также судостроительную верфь Wadan и участие германских концернов в разработке Южнорусского газового месторождения.
Как следствие, у Берлина снижается потребность полагаться только на Париж как на своего главного партнера на европейском континенте.
Показательно, что программная речь в бундестаге переизбранной на второй срок Ангелы Меркель касалась, в первую очередь, расширения диалога с Россией по вопросам безопасности и вообще не упоминала Францию и франко-германские взаимоотношения.
Более того, во время мартовского саммита ЕС канцлер Германии заявила, что страны, нарушающие пакт о стабильности и росте, надо исключать из еврозоны (как известно, пакт определил, что бюджетный дефицит стран еврозоны не должен превышать 3% ВВП). Учитывая, что французы в этом отношении выступали едва не хуже всех, особенно в ту пору, когда министром финансов был нынешний лидер Франции Николя Саркози, не возникало сомнений в том, на кого она намекала.
Фото: EPA/UPG
Символично также, что в прошлом году немецкий промышленный гигант Siemens вышел из состава совместного предприятия с французской компанией Areva по строительству атомных электростанций и начал переговоры о создании совместного предприятия в области ядерной энергетики с российским "Росатомом".
В нашумевшей весной сего года статье в The Wall Street Journal бывший министр Великобритании по делам Европы Денис Макшейн писал, что теперь на наших глазах происходит постепенный откат Европы обратно к национализму. «Рейн стал шире, чем Атлантический океан, потому что Франция и Германия позабыли, как говорить по-европейски, и ставят национальные приоритеты über alles».
По мнению Макшейна, нелицеприятная схватка из-за новой ответственной за внешней политикой Кэтрин Эштон стала симптомом отсутствия взаимного доверия в Евросоюзе, каким он стал после Лиссабонского договора. Если бы Эштон была таким же дипломатом, как Меттерних, Талейран и Генри Киссинджер вместе взятые, все было бы ничего. Однако Европа пока не озвучивает вообще никакого внешнеполитического посыла.
Когда Франция и Германия вновь решат совместно пилотировать самолет, стремящийся в европейское будущее? Великобритания отдаляется все дальше от ЕСовских дел, и лидер консерваторов Дэвид Кэмерон дал понять, что, если он придет к власти, то предпочтет «вообще не видеть Европу, не общаться с Европой и не слышать слова «Европа».
Настоящий ответ на европейские вопросы должен исходить из Берлина и Парижа, но увы — никто не хочет его давать», - заключает свои рассуждения бывший министр Великобритании по делам Европы.
Когда своя рубашка ближе к телу
Разумеется, подобные рассуждения с берегов Темзы можно объяснить «происками Вашингтона», поскольку планы финансовой помощи Греции в американской экспертной среде были восприняты как претензии Евросоюза на построение региональной альтернативы Международному валютному фонду (все три ЕСовских плана для Греции были близки друг другу и предусматривали усиление еврозоны за счет создания региональных институтов финансово-валютного регулирования).
По мнению экспертов, американцы стремятся децентрализировать и распорошить экономические ресурсы ЕС до безопасного для себя уровня. Для этого используется традиционный «антибрюссельский» инструментарий – Великобритания и страны «новой» Европы. Кстати, в греческом вопросе им это где-то удалось. Лондон настоял на более широком участии в финансовой помощи Греции МВФ. Кредит Греции на две трети будет предоставлен странами еврозоны и на одну треть – Международным валютным фондом.
Фото: salon.com
Однако, как мы можем наблюдать, и без американских интриг даже «староевропейцы» не могут прийти к согласию по очень многим вопросам.
Будь то Косово или греческо-македонский спор по названию последней, европерспективы Турции или позиция по России, иммигранты, энергетика, права человека в Китае и на Кубе, создание Европейского валютного фонда или внесение в Лиссабонский договор основных положений «Пакта стабильности и роста» (мартовское предложение Ангелы Меркель), во всех вопросах ощущаются принципиальные нестыковки между государствами-членами объединения.
Мировой экономический кризис ярко продемонстрировал, что в экстремальных ситуациях страны Евросоюза забывают о красивых интеграционных идеях и переходят на испробованную десятилетиями Realpolitik, выраженную простой формулой: своя национальная рубашка ближе к телу.
«Вестфальская система» в очередной раз доказывает свою живучесть и демонстрирует преждевременность списывания ее со счетов.
От Ющенка к Бисмарку
Почему это важно для Украины?
Наш предыдущий гарант постоянно, словно мантру, повторял, что мы «возвращаемся в Европу». При этом он почему-то твердо верил, что если мы будем копировать польский, чешский или венгерский путь, то нас ожидает такая же европерспектива.
Результаты этой наивной Idealpolitik всем известны.
К слову, в свое время в своей диссертации автор этих строк на венгерском примере пытался доказать нецелесообразность такой «культуртрегерской» евроинтеграционной стратегии.
В нынешней же ситуации, фактического, возрождения в Европе Realpolitik немецкого образца и неминуемого усиления роли крупных европейских «игроков», очевидно, усиливать надо не столько брюссельское направление, сколько берлинское и, отчасти, парижское, римское («Южный поток» ведь не шутка!) и лондонское.
И не потому, что брюссельские евробюрократы не хотят видеть нас в Евросоюзе. Даже если бы и хотели, последние события показывают, что от них сейчас не так уж много чего зависит.
Очевидно, что сейчас для Киева важно максимально «отработать» берлинский и пекинский визиты гаранта. В нынешних условиях на «немецко-китайской границе» появляются очень интересные перспективы, о которых, при случае, в следующий раз.