Расскажите, как возник ваш проект. Я понимаю, что все зародилось в «недрах» Майдана, но все же…
С самого начала Майдана мы – я имею в виду движение «украинская новая драма», наше драматургически-режиссерское сообщество – понимали, что что-то нужно делать, нужно как-то реагировать. Принести колбасу митингующим или провести с ними ночь на баррикадах – этого нам казалось мало. Наши ощущения совпали с инициативой Миши Угарова, моего московского коллеги, драматурга и режиссера (Михаил Угаров – руководитель «Театра.doc», идеолог движения «новая драма» в России - прим. авт.), который на странице нашего сообщества в фейсбуке написал: «Ребята, немедленно собирайте материалы, а то потом все обрастет мифами!»
В «Театре.doc» регулярно ставят спектакли «по мотивам» актуальных политических событий: когда на Болотной в прошлом году начались первые аресты, театр пригласил ребят к себе сразу после того, как их выпустили – и получился спектакль; когда в Беларуси арестовали одного из оппозиционеров, драматург Лена Гремина написала пьесу по мотивам его интервью, и спектакль по ней несколько лет идет в «Театре.doc». Это один из правильных путей современного театра.
У нас пока своего театра нет, но есть понимание и желание что-то делать. С Андреем Маем мы назначили встречу в театре «Дах» (спасибо Владу Троицкому) для всех неравнодушных. Мы не знали, как это будет выглядеть, какая будет форма и смысл нашей встречи. Но на первой же встрече родилась форма дневника, мы поняли, что встречаться нужно регулярно.
К нам приходили разные люди: режиссеры, драматурги и непосредственные участники Евромайдана - избитые в ночь с 30 ноября на 1 декабря студенты, козаки, бизнесмены, участники штурмов, представители регионов, в общем, разные совершенно люди. На каждой встрече у нас было от 10 до 20 человек. Каждому было, что рассказать. Репетициями это назвать нельзя – это было просто общение, которое мы записывали на камеру, собирая материал для будущего спектакля. Не все разговоры были про Майдан. Люди рассказывали про быт и любовь, про пьянство и погоду. Но в жизнь каждого из участников постепенно входил Майдан и начинал доминировать над всеми остальными составляющими.
Почему проект называется «Дневник Майдана»?
Мы фиксируем события по дням, этот жанр родился экспромтом, но, я думаю, это правильная форма. Мы начали обсуждать события с 21-го ноября, когда все, собственно, и закрутилось, и продолжаем до сих пор каждый день. Будем продолжать, пока все не закончится. Еще же ничего не закончилось… Я думаю, наш спектакль будет иметь открытый финал.
Сейчас главная задача – смонтировать из всего этого документальную пьесу. К этому материалу уже есть интерес в Германии и России. Со мной связывались кураторы фестивалей “Золотая маска” и “Перепост”: они ждут текст, а потом и спектакль.
Мы планируем выпустить спектакль к середине марта. Я так чувствую, что он выйдет как раз к 200-летию Тараса Шевченко, которое в этом году планируют праздновать громко и шумно. И наш спектакль – альтернатива официозным мероприятиям. Как бы неожиданно не звучало, главный подарок украинцам к юбилею Шевченко – это Майдан. Он его предчувствовал. Всю жизнь боролся за свою свободу, страдал от действий власти. Я думаю, Майдан – абсолютно шевченковская история. Сегодня нельзя говорить о Шевченко и не говорить о Майдане. Пройдитесь по Майдану – это самый цитируемый, самый отвечающий духу времени поэт, живой, не закостенелый герой.
Кто будет играть в вашем спектакле?
Я думаю, отчасти это будет «свидетельский театр» - когда участники событий становятся актерами. Мы хотим,чтобы некоторые герои наших встреч – студенты, казаки, простые люди, дневавшие и ночевавшие на Майдане – сыграли самих себя. Ну и, конечно, профессиональных актеров тоже привлечем.
Что вам как драматургу важнее всего зафиксировать в этой пьесе?
Объективную картину происходящего. Объективная картина – это когда неоднозначно, когда полно сомнений, когда неизвестность впереди. Мы сохранили записи, когда люди на наших встречах высказывались, не зная про штурм с 10-го на 11-ое декабря, например. Там были и восторг, и отчаяние, и призывы «всех мочить», или, наоборот, расходиться. Мы хотим сохранить ощущение дневника. Мы планируем выпустить спектакль как можно скорее, поэтому это будет пьеса без финала. Хотим, чтобы звучали разные голоса, чтобы звучали голоса людей, которые не приняли Майдан и даже ненавидят его. К нам приходил «регионал» и выдал совершенно блестящий рассказ «по ту сторону баррикад». Он обязательно войдет в нашу пьесу.
Каких героев вы как автор для себя нашли на Майдане?
Майдан – концентрация ярких персонажей. Например, поразила одна девочка-киевлянка, шестнадцатилетняя школьница, которая в ночь первого разгона, 30 ноября, была на Майдане, была свидетелем всех событий. Для меня она – образ будущей Украины: такой светлый ум, смелость, ответственность, понимание того, ради чего все это происходит, редко встретишь среди взрослых, я уже не говорю о подростках. Глядя на таких детей, веришь в будущее страны.
Или вот, например, еще один мой «персонаж» - назовем его Юрко. Из Западной Украины. Сложный, неоднозначный, колоритный персонаж с непростым прошлым. На Майдане живет больше месяца, защищает баррикады. Звонит мне каждый день, рассказывает о том, что у него «болит», о своих разочарованиях. Мне интересно наблюдать за его рефлексиями, интересно, к каким выводам он придет. Сейчас вот так сразу даже сложно осознать, насколько мне как драматургу повезло – жить в такое время и при таких событиях!
Майдан «родил» несколько удачных творческих проектов. Вы не думали о том, что культурообразующая функция Майдана в итоге может оказаться более мощной, чем любые другие?
Мне вообще кажется, что сам Майдан – это произведение современного искусства, актуальное и неоднозначное. Я бы по нему экскурсии водила – в том виде, в каком сейчас он есть. Когда мне говорят, что Майдан «уродует» центр, я удивляюсь: мне кажется, сейчас самое красивое, что есть в центре Киева – это Евромайдан. Мне как киевлянке он не мешает, более того, парадоксальное соединение в нем средневекового и современного, дремучего, брутального, самобытного и романтичного меня лично очень вдохновляет. Верю, что благодаря Майдану произойдет рывок в украинском искусстве. Насколько пассивны и ленивы некоторые культурные «деятели» - и те забегали в возбуждении, все с диктофонами, видеокамерами: пишут, снимают, придумывают проекты.
Украинский Майдан не дал ни одного свежего культурного смысла, кардинально нового культурного явления
— Константин Дорошенко, арт-критик
Украинский протест – какой он в вашем видении?
Майдан сейчас, как бы пафосно это не звучало, - это территория нашей совести. «Напоминалка» о том, что у нас есть проблема. И что ты лично что-то должен сделать, чтобы это проблему решить. Особенно это чувствуется сейчас, после Нового года, когда тут и там слышишь, что Майдан «не тот нынче», «сдувается». Я запрещаю себе критиковать Майдан.
Это - лицо нашего протеста, оно именно такое у нас сейчас... Каждый, кто был там хоть раз в поддержку в ноябре или декабре, до сих пор несет за него ответственность. Сопереживать и участвовать в начале, на волне общей эйфории, было куда проще, чем сейчас. А сейчас – важнее.
«Дневник Майдана» будет вашей первой политической пьесой?
Не совсем (улыбается) Первая была в 2004 году. В то время я уже десять лет как жила в Москве, но на пару месяцев мы с мужем уехали в Америку. И как раз случилась Оранжевая революция. Мы едва дождались конца нашей резиденции и сразу же вернулись в Киев. И как раз в разгар того Майдана ко мне обратились из небольшого театра в Лондоне, заказали пьесу про президентские выборы в Украине. Сейчас, анализируя, я понимаю, что это был наивный восторженный текст, ода Ющенко. Сейчас мы стали умнее, мы стали более побитыми, мы никому не верим, ждем подвоха от любой новой власти и, значит, пьеса будет другая.
Вас много ставят в России, Латвии и Англии. Расскажите о сотрудничестве с западными режиссерами.
Я никого не удивлю, если скажу, что с ними работать приятнее и легче. Во-первых, они «натасканы» ставить современные тексты и понимают их. Ну а, во-вторых, они очень бережно относятся к пьесам. В лондонском Royal Court, который с момента своего открытия в шестидесятые годы 20 века ставит только современные тексты, считают, что драматург – главный человек в театре. Режиссеры, с которыми я там работала, говорили актерам: «Слушайте Наташу, слушайте!». В Украине же режиссеры очень не любят приглашать драматургов на свои репетиции.
В 2009 году у меня был интересный опыт сотрудничества с Шекспировским королевским театром (легендарный театр в городе Стратфорд-на-Эйвоне, в репертуаре которого - практически только пьесы Шекспира – прим. авт.). Режиссер Майкл Бойд ставил там мою пьесу про Голодомор*, и для того, чтобы стать ближе к Украине, понять эту страну, он вместе со своим художником приезжал в Украину и я возила их по полтавским селам, мы много разговаривали со стариками, пережившими Голодомор, находили аутентичные костюмы для будущего спектакля. Они были потрясены жизнью в наших селах, особенно после того, как попали в Пассаж на Крещатике с дорогими магазинами. Их поразил этот контраст и цинизм.
*Примечание от автора: «Зернохранилище», о которой говорит драматург – пьеса для Наталии особенная: ее дед был единственным из 11 детей своей семьи, кто выжил во времена Голодомора. Видимо, семейная трагедия, как бы странно это не звучало, и «помогла» драматургу создать такой честный и живой текст, который британский режиссер Майкл Бойд назвал «шекспировской трагикомедией». Наталья признается, что «Зернохранилише» - единственная пьеса, появление которой в репертуаре украинских театров для нее крайне важно. Но пока пьеса в Украине не идет.
Насколько вам важно быть востребованной именно в Украине?
Я предпочту, чтобы меня ставили меньше, но этим занимались режиссеры, которым я верю, чем если, не дай бог, меня будут ставить все подряд. Современные тексты требуют свежего взгляда, и желательно, чтобы режиссеры, которые с ними работают, выросли не только на традиционной «Кайдашевой семье», но и хотя бы десяток европейских спектаклей посмотрели. К сожалению, чаще всего у наших режиссеров постановки по современным текстам не получаются, за редким исключением.
Но они обычно это объясняют тем, что…
“Пьеса плохая”, знаю (смеется).
А вас задевает, когда украинские режиссеры говорят о том, что в стране не пишут современные пьесы?
Конечно, меня это бесит. В России лет восемнадцать назад тоже кричали, что нет современных пьес, но сейчас об этом даже никто и не посмеет сказать. Новая драма идет как в маленьких «подвальных театрах», так и в больших государственных «махинах» - МХТ им. Чехова, например. Думаю, что и у нас изменится ситуация. Пьесу Оксаны Савченко недавно поставили в Молодом театре, мою «Квітку Будяк» - в театре имени Франко, так что дело сдвинулось с мертвой точки. То, что нас ставят в крупных столичных театрах – это ведь не только признание меня или Оксаны как драматургов, это признание существования современной драматургии в украинском театре сегодня.