От моего нынешнего дома до границы с Люксембургом от силы 15 километров. Понять, что оказался в другой стране, сидя в поезде, нелегко – первая станция имеет вполне немецкое название, вид за окном напоминает немецкую глубинку. Лишь повествующая о роуминге SMS и мелькающие французские надписи дают понять, что началась заграница.
Французский – один из трех официальных языков Люксембурга, наряду с немецким и собственным языком тамошнего народа – люксембургским. Несмотря на явный перевес французских надписей на улицах и магазинах по всему герцогству, и на то, что этот язык, как и немецкий, знает почти все без исключения население страны, родным он является лишь для очень малой его части. Но близость с Францией и валлонской Бельгией, а также небольшой размер государства научили люксембуржцев уступать соседям. И недаром: работать в Люксембурге – мечта для многих бельгийцев, французов и немцев.
Гораздо дальше от меня и от Люксембурга, где-то на 700 километров южнее, Германия (Бавария) граничит с Австрией. В этой стране единственный официальный язык – на первый взгляд чужой, немецкий. Австрия похожа на Германию не только языком, но и типом государственного устройства – это федерация – Bund – и делится она на земли – Bundesländer. Более того, эта страна в самые печальные годы немецкой истории была частью Германии, а после Второй мировой войны так же разделена на зоны контроля победивших союзников.
И в Люксембурге, и в Австрии смотрят немецкие телеканалы, читают немецкую прессу, покупают немецкие книги – Германия просто больше, здесь больше происходит, больше говорится, больше печатается. Не пользоваться этим – грех, и это понимает каждый, кто хочет развиваться в ногу со временем, быть мобильным, быть вне границ – соответствовать истинным целям, с которыми создавалась объединенная Европа. Скажет ли немец, оказываясь в Вене, что он дома? Нет. Назовет ли австриец во Франкфурте себя немцем? Никогда. Он будет там работать, если ему это будет интересно, будет ходить в тамошнее кино и возможно даже говорить с друзьями о местной и мировой политике. Но: он будет оставаться австрийцем. Но: никто и никогда его в этом не упрекнет.
Около 1500 тысяч километров в восточном направлении разделяют меня с западной украинской границей. В этой стране половина населения говорит по-русски. На этом языке печатается 90% прессы, на радиостанциях Украины крутят российскую музыку, по телевизору показывают российские фильмы, в книжных магазинах продаются российские книги, а российские звезды гастролируют по Украине с завидной частотой.
Так что же, выходит, нас можно смело ставить в один ряд с Люксембургом и Австрией? Значит, мы тоже свободны от предрассудков и стереотипов, значит, мы тоже вне границ?
Простите, я забыл указать небольшую разницу: Германия – парламентская демократия, где как минимум пять партий каждые четыре года зарабатывают свои парламентские мандаты в честной борьбе. А в России партии власти можно, похоже, все. В Германии паломникам, прибывшим со всего мира поклониться якобы одежде Иисуса Христа, противники церкви показывают «священные трусы Карла Маркса», а в здании по соседству проходит антирелигиозная выставка, где в одних и тех же инсталляциях задействованы иконы и фаллические символы. В России же за протестную «молитву о спасении от Путина» минимум год держат в заключении. На немецких телеканалах говорят об опере, балете и литературе, а на ток-шоу дискутируют об актуальных вопросах политики и поделом разносят власть. В России транслируют концерты Аллы Пугачевой, а политический контент на телеканалах практически равносилен властной пропаганде. В немецких медиа говорят об австрийской и люксембургской политике, как о политике суверенных государств, комментируя, но не оскорбляя и не навешивая ярлыков. На российских телеканалах общество соседнего государства откровенно разделяют на «своих» и «чужих», не церемонясь в оскорблениях в адрес последних. В Германии конституционный суд блокирует главный проект правительства последних лет – договор стран еврозоны об общей фискальной политике. Вы когда-нибудь слышали о конституционном суде России?
Если новый языковой закон, укрепив позиции русского в Украине, означает, что все школьные библиотеки получат подписку на журналы «Сноб» и «Русский репортер», а писатели Дмитрий Быков и Виктор Ерофеев будут раздавать в украинских регионах свои книги. Если с новым законом в Украине чаще будет давать концерты Земфира и группа «Ленинград», а Леонид Парфенов приедет преподавать в университет Тараса Шевченко. Если Людмила Алексеева будет раз в неделю говорить на украинском ТВ о правозащитных движениях, а вместо талант-шоу украинцу покажут пару постановок «Большого театра». Да Господи если хоть один из этих пунктов будет выполнен – я пойду на акцию защиты русского языка и пожму руку украинской власти.
Но мне кажется, что принятие языкового закона для сегодняшней Украины не значит ровным счетом ничего. Потому что с ним, как и без него, украинцы будут так же смотреть «Первый канал» и НТВ, читать «Комсомолку». На полках книжных магазинов ничто не потеснит творения Дарьи Донцовой, а Дима Билан с Ириной Аллегровой будут беспрестанно гастролировать украинскими городами.
Я не думаю, что кому-то нужно объяснять, что знать любой язык, уметь на нем писать, читать и изъясняться – это всегда хорошо, и никогда – плохо. Я не думаю, что кому-то нужно объяснять, какой вклад в мировую культуру сделали русскоязычные писатели, и как обогатили мировой кинематограф фильмы, снятые на русском.
Но ей Богу, я не вижу смысла в новом законе о языке. Потому что дело не в языке – дело в России.