Бывший министр в армии — это, как минимум, нестандартно.
Военком тоже был, скажем так, обескуражен. Но я ему еще раз объяснил, что просто хочу пойти служить и не надо в этом искать какой-то подвох.
Решили карму подчистить?
А я не считаю, что у меня с кармой какие-то нелады. Одно слово — полезность. Здесь я занимался волонтерской помощью для армии напрямую, в некоторых моментах помогал волонтерскому десанту. Это важно, но это не совсем то. Решение зрело давно. И незадолго до своей отставки я сказал Полтораку: «Степан Тимофеевич, скоро приду за повесткой». Политика — это поле, полное грязи, лжи и цинизма. Бесспорно, там нужны новые люди. Но я чувствовал, что мне здесь не будет сидется спокойно. А с кармой, повторюсь, у меня все в порядке.
По поводу кармы: в отношении вас было много критики из-за совместной фотографии с экс-депутатом Киевсовета Александром Лищенко, известным в криминальных кругах по прозвищу «Лича».
Эта фотография, кстати, до сих висит у меня в фейсбуке. Она была сделана после демонтажа киосков, которые торговали поддельным алкоголем возле экстрим-парка. И некоторые депутаты Киевсовета (там был и Игорь Баленко) решили на этом попиариться. Многих я не знал даже. Это как во время вэйкбординга, когда в катер садятся какие-то люди, а по возвращении оказывается, что один из них — завхоз Януковича... Примерно так же появилась и та фотография. И я благодарен журналистам, которые не писали обо мне «непроверенные гадости».
К слову, и на конфликт со Стеллой Захаровой общество посмотрело под другим углом, когда и при новом министре спорта к её турниру возникли претензии по финансовой смете. И это не единственный подобный пример. И теперь часть людей, которые лили на меня грязь, звонят и набиваются в друзья.
Касательно Стеллы Захаровой: в прошлом году была та же проблема — завышенная смета на проведение турнира?
Ко мне приходил сотрудник СБУ и показывал свои расчеты. Там из трех миллионов гривен, даже если брать всё по супермаксимуму, выходило 800 тыс., а остальные 2,2 млн грн ($275 тыс.) являлись для Стеллы чистым заработком. При этом инвентарь и прочие вещи бесплатно разгружали солдаты, хотя на разгрузку списаны большие суммы; укладка гимнастических ковров и матов – на 193 тысячи, монтаж и демонтаж 8 гимнастических снарядов – 239 тысяч, обслуживание программного обеспечения – 75 тысяч... К сожалению, тот парень из СБУ через месяц умер от болезни. Не было человека, который столь же хорошо знал бы «серые схемы» в Минмолодьспорта. Он и раньше пытался расследовать определенные вещи, но ему звонили сверху с командой: «Стоп!».
Что касается Стеллы Захаровой: она приходила в мой кабинет и шантажировала меня — либо ты выделяешь деньги, либо я буду тебя поливать грязью в СМИ и пойду к первым лицам страны. Кстати, так они всех и переламывали. Я отвечаю: «Стелла Георгиевна, у нас демократия, вы идите, конечно, а я буду рад снова услышать в трубке голос первых лиц государства». Кстати, её турнир был лишен финансирования не по моей прихоти, а из-за секвестра бюджета, которым срезали бюджетные надбавки. Но когда я на заседании НОКа и федераций предложил определиться в этом вопросе, НИКТО не проголосовал за внеплановое выделение денег.
Часто к вам обращались с предложениями «порешать» что-то?
Достаточно. Например, когда мы возвращали в госсобственность ледовую арену «Авангард». Государство потратило на ремонт около 30 млн грн., и было даже закуплено какое-то оборудование. Но в итоге это помещение отошло компании, близкой к бывшему министру финансовов Колобову. Мы отвоевали объект. И как-то в Раде ко мне подходит Борис Колесников и рассказывает, что у него в Донецке разбомбили дворец спорта, что он на хоккей тратит 38 млн уж не помню чего — то ли долларов, то ли евро. И предлагает съездить за город, чтобы обсудить, как он может «забрать» «Авангард». Я ответил: «Борис Викторович, такие вещи нужно обсуждать в присутствии хоккейного сообщества». Не сошлись мы, в общем. И на следующий день меня стали поливать грязью на одном известном ресурсе.
А другой депутат требовал поставить своего родственника на должность директора Дворца спорта и оставить «своего» человека на кейтеринге на НСК «Олимпийский». Но тоже не «срослось». И тут вдруг реформу спорта, которую мы проводили, стали выставлять в негативном свете в глазах общества. Вдобавок, реформа попала под мощный прессинг со стороны профильного комитета Верховной Рады, а тот самый депутат занимался саботажем.
Бытует мнение, что Минспорта, как и Минкульт, такие бедные, что там и «своровать» нечего. На самом деле, это не так. Вы за время работы подчистили «серые схемы»?
В моё время почти весь бюджет тратился на сборы и соревнования — это закупка авиабилетов, проплата гостиниц, питания. Была у нас компания-монополист по продаже билетов. Когда мы всё посчитали, поняли, что билеты можно удешевить, минимум, на 15%. Даже при том, что эта компания как бы кредитовала нас: сначала выдавала билеты, а потом получала деньги.
К слову, кое-кто отстаивал интересы той компании, с которой мы планировали сворачивать отношения. Там всё не так просто: на билеты, которые министерство оплачивает, стоимость можно завысить, но зато сделать меньше на билеты, которые не проплачиваются. И что-то «откатывалось» сотрудникам «Укрспортобеспечения», где мы проводили чистку.
Часть спортсменов жаловалась, что тренеры забирают у них призовые. При этом никто не захотел написать официальное заявление.
Другая проблема: несоответствие выделенных денег на проживание, питание, логистику спортсменов фактическим условиям. Это когда вся группа живет в одной квартире на краю города, а на стадион добирается общественным транспортом. Хотя деньги выделяются на должном уровне. Безусловно, это не повальная проблема, но такое имело место.
Работая министром, я нередко сталкивался с шантажом некоторых молодежных организаций. Приходили со словами: «Мы тут 10 лет получаем грант, если ты нам его не выдашь... У тебя есть право императивной подписи. Давай, подписывай». А они «белейшие» конкурсы не прошли — с участием представителей ООН, Европейской комиссии. И эти организации потом выливали на меня ушат грязи, объединившись с той же Стеллой Захаровой в «кружок по интересам». Цена вопроса с их стороны — 400-500 тыс. гривен. Вроде, немного, но это их годовой заработок.
Добавлю, что административные расходы в министерстве я свел к минимуму — интернет, кофе, конфеты на стол, бензин оплачивались за свои деньги. У нас на все министерство была одна машина — ДЭУ Ланос, которую мы арендовали у своего же подведомственного предприятия. На Ланосе развозили документы по инстанциям, а я ездил на своем Фольксваген Поло, который, к сожалению, угнали пару дней назад.
Господин Булатов, а по чьей квоте вы стали министром?
Ни по чьей.
Ваша фамилия просто так прозвучала на Раде Майдана?
Послушайте, я имел весьма приблизительное понятие о том, что такое Рада Майдана, и не скажу, что рвался туда. А некоторые товарищи даже настоятельно рекомендовали не ходить туда. Там было много людей в душевном состоянии «после боя». Да и сам я пребывал в некоторой прострации после всего, что произошло со мной и со страной. Я выступил, рассказал, чем занимался: кроме бизнеса, была еще и общественная деятельность в разрезе молодежи и спорта, я даже проблемой открытых люков занимался. А министром спорта, кстати, предлагали стать Виталию Кличко.
И вот тогда он в качестве «громоотвода» и предложил вашу кандидатуру?
Ну, может быть и так. И так как для многих из там присутствующих он был безусловным авторитетом в спорте, то к его мнению прислушались. Славко Вакарчук сказал: «Я не против Димы, но я ничего не знаю о его прошлом». Тогда я отправил ему на электронную почту список того, чем занимался. После этого он меня поддержал. Еще раз: да, мы с Кличко знакомы по занятиям вейкбордингом, да, он высказался в мою поддержку, но я точно не был его ставленником.
У меня ни перед кем не было и нет ни политических, ни финансовых обязательств. Я как был, так и остаюсь свободным. Я же по этой причине отказался идти в Верховную Раду. А звали и Тимошенко, и БПП, и «Народный Фронт». «Батькивщина» сначала предлагала первую десятку, а потом и первую шестёрку. И в других политсилах тоже обижен не был бы. Но зайти в партию означает — потерять самостоятельность. Пока я от этой мысли далёк. И мне от этого — хорошо. Это особенное чувство — когда ты никому и ничего не должен. Поэтому и на ближайших выборах вы меня не увидите.
Когда вы поняли, что вам не предложат остаться на посту министра?
Собственно, отказываясь от места в партийных списках, я собственноручно поставил крест на своих амбициях министра. Есть еще вариант с «негласными договоренностями» с той или иной политической силой, но и этого с моей стороны не было. Для меня работа в министерстве была чем-то средним между испытанием и наказанием. Мы пытались запустить реформу спортивной сферы, а такие вещи всегда наталкиваются на огромное внутреннее сопротивление.
Я потерял 85% своего бизнес-потенциала, начиная с первого дня Майдана и заканчивая последним днём в министерстве. Сейчас я продолжил эту «замечательную динамику». Кстати, за время работы в министерстве мы с женой консервов съели больше, чем за всю совместную жизнь. Просто если бы «майданного министра Булатова» увидели в ресторане во время войны — из этого раздули бы такой же скандал, как из моей поездки в Доминикану. А то, что раньше я мог позволить себе подобные путешествия по нескольку раз в год — никого не интересовало.
Как быстро война повлияла на вашу систему ценностей — с первым обстрелом?
Война укрепила мою уверенность в том, что я поступил правильно, отказавшись от выборов в Раду и пойдя в армию. Раньше я бывал в зоне АТО, случалось даже, что ночевал. Но совершенно другие ощущения, когда ты погружаешься в это с головой. Я был в штабе бригады в Харьковской области, немного побыл в боевом штабе в Счастье. Понял, как система функционирует. Есть офицеры, которые ходят туда как на работу, а не на службу, но хватает и настоящих профессионалов.
А я, как офицер по работе с личным составом, ездил по всему «передку», спрашивал у бойцов о проблемах и пытался их решать. А потом попросился на позицию «Фасад». Это «горячая» точка и там непростые настроения. Одно дело, когда ты там бываешь наездами, и совсем другое, когда постоянно находишься рядом с людьми, вникаешь в их проблемы, при них же решаешь эти проблемы, вовлекая их в процесс. У нас, например, немало ребят из 3-5 волн мобилизации поступило в Харьковский политех. Я как бы укреплял наш опорный пункт изнутри, при этом, как и все, был на «выходах», стрелял в ответ. У меня нет бесшабашного желания «играть в войнушку», но я туда приехал не отсиживаться в блиндаже. Там 95% людей — мобилизованные. Это люди разных социальных статусов, но им всем непросто. И когда ты им помогаешь, ты ощущаешь две вещи — что ты нужен и что ты делаешь правильные дела. Я там стал по-другому спать.
Чтобы победить в войне — надо стать её частью. Там проявляются все качества человека, и сразу видно, кто есто кто.
Ваши бойцы понимают, что приказ идти вперед уже вряд ли поступит и что они, по сути, обречены заниматься выживанием под вражескими обстрелами?
Большинство бойцов на «передке» именно так и понимают ситуацию. Желания воевать в чистом виде почти ни у кого нет — есть желание добиться мира. Для тех, кто стоит на линии обстрелов, наивысшие ценности — жизнь и здоровье. На эмоциональном уровне они хотят идти вперед. Особенно, после обстрелов. Но на рациональном уровне они понимают другое: а для чего идти вперед? Просто выдвинуться и отвоевать кусочек своей земли — это всё же проявление эмоций. Но если будет глобальная и понятная стратегия большого наступления — люди пойдут. Они ценят свои жизни, но готовы погибнуть как герои. Но должен быть ответ на вопрос «зачем?».
Они не считают «ту» территорию ненужной, чужой, еще какой-то — они считают её нашей, нет в головах какого-то ментального отторжения.
Бойцов сейчас волнует вопрос особого статус для Донбасса. Может, мы не всё понимаем, конечно... Например, мы не понимаем, куда поденутся захарченки, моторолы и гиви и их вооруженные банды? Украинская милиция туда не зайдет — там же «народная милиция», а по нашим законам они жить не станут. Это нереализуемые вещи. Просто хочется понимать — куда они все поденутся?
Команду «вперед!» нам вряд ли дадут. Да и нужна ли она? Просто «положить» людей — это неправильно. Поэтому нужно локализовать конфликт, продолжить усиление линии обороны — потому что существующих взводно-опорных пунктов недостаточно, и заниматься преобразованиями внутри страны в полную силу. А на «той стороне» люди пускай делают выводы. И через какое-то время — это могут быть и 5-10 лет — можно будет и военную операцию провести.
Потому что сейчас мобилизация катится ко всем чертям. Присылают «аватаров», а нормальные ребята, которые хотят служить, не могут дождаться повестки. У военкомов «жатва» и беспредел, а на фронте при таком подходе скоро некому будет служить. Мы с ребятами вносим предложение: военкомов к нам на фронт, а демобилизованных — в военкомы. Плюс законодательное закрепление новых правил игры, которые, к слову разработаны, нашими же сослуживцами при участии волонтеров. Мы даже “зеленый свет” в министерстве обороны получили.
Вы еще успели в Счастье столкнуться, скажем так, с проблемными бойцами из «Айдара»?
Мне о них местные много рассказывали...
Узнавали бывшего министра?
Не очень часто. Некоторые спрашивали: «А можно посмотреть твоё ухо? А правда, что отрезали? Говорят, ухо обратно отросло»... Что касается «Айдара»: он очень разный. Он делится на три части: «чёрный» - это мародеры, грабители, «синий» - это «аватары», и нормальные ребята. В “Айдаре” много по-настоящему достойных людей. У нас на «Фасаде», например, стоял взвод «айдаровцев». Это просто умнички были. Они своими руками построили укрепления, каких мало в АТО — настолько грамотно, настолько основательно всё было сделано. Плюс солдаты первоклассные. Мы даже просили, чтобы их не отводили с позиций.
Что касается «уха»: дело о вашем похищении как-то продвигается?
Когда я был на фронте, пошла какая-то активизация: опрашивали и мою супругу, и человека, в дом которого я пришел, и даже моих бизнес-компаньонов, с которыми у меня не было дел уже лет 10. Есть ли подозреваемые на данный момент, мне не известно.
Если на каком-то этапе боевики просто решат превратить «Фасад» в пыль, вам не позавидуешь.
Для этого им придется бить по нам из очень крупных калибров. Они недавно били по нам из танков, из «саушек» 122-мм, даже 152-й калибр прилетал. Но они сильно не увлекаются, потому что, видимо, боятся разрушить мост, который мы контролируем. Мост они почему-то держат в уме.
Бойцов на «Фасаде» морально не выхолащивает вот этот нескончаемый день сурка: по ним долбят и долбят, долбят и долбят, и не видно этому конца-края.
Как бы это помягче сказать... В общем, «та» сторона боится нас больше, чем мы побаиваемся их. Мы умудряемся, не нарушая Минских соглашений, так отвечать, что желание лезть вперед у них пропадает. Потому что наша «ответка» из оружия меньшего калибра приносит им больше вреда, чем мы получаем от их крупнокалиберного оружия.
К тому же, у нас у первых появилась система автоматизированного управления артиллерией, разработанная Армией SOS. И когда с той стороны что-то вылетает в нашу сторону, мы это засекаем (благодаря американскому радару) и очень оперативно посылаем «обратку» из всех батарей, дальность которых позволяет "накрывать" цель. Раньше «ответ» прилетал через 7-8 минут, а сейчас — ну очень быстро...
Безнаказанности для вооруженных бандитов не будет. Они будут гибнуть, надо - массово. Из-за собственной глупости. Ведомые чужим мнением, они точно плохо кончат. А мы победим. Обязательно. И воспитаем своих детей небезразличными людьми. Такая вера живет в сердцах тех, кто стоит на линии фронта.