С точки зрения будущего вектора развития событий. 2013-го и дальше.
Именно потеря лидерских позиций может стать главной мотивацией для Путина вернуть себе роль субъекта истории, инициировав новую повестку для страны. А по факту – возглавив российскую революцию. В конце концов, человек есть в той мере, в какой он хочет быть.
«Основная линия повествования» требует от нас некоего возврата к событиям.
Предстояние
В декабре 2011 года в Россию стремительно вернулась политика. Болотная и Сахарова собрали рекордные по масштабу и численности за последнее десятилетие оппозиционные митинги. Под 100 тысяч. Декабрь 2011 года как своеобразный синергетический концентрат аккумулировал потенциал гражданской и политической протестной активности ряда предсобытий.
Предсобытий, связанных с деятельностью «общества синих ведерок» (с 2006 года), позицией в защиту Химкинского леса (с 2007 года) и против возведения в Санкт-Петербурге небоскреба «Охта-центр» (с 2008 года), мер по тушению пожаров (лето 2010 года), Маршей несогласных (2006-2007 годов), движения «Стратегия-31» (2008-2011 годов). И т.д.
2012 стал годом митингов, шествий, гуляний, перформансов, вовлекающих в публичное политическое пространство тысячи людей. В политической реальности появились такие понятия, как «Белая лента», «Белый круг», «Болотное дело».
Протест стал модным. Но революция так и не случилась.
Постгодовщина
Спустя год.
Декабрьский «Марш Свободы»-2012, несмотря на свою немногочисленность, показал – за год практически ничего не изменилось. Содержательно.
Оппозиция создала Координационный совет, но не обосновала себя в политико-концептуальном смысле.
Власть выбрала некую срединную линию поведения – чуть-чуть реформ, чуть-чуть сокращения пространства свободы (выборочные репрессии, а не прямое подавление протеста) – что, в конечном итоге, сводится к отсутствию «генеральной линии» в долгосрочной перспективе.
Официальный запрет Лубянской акции – шествия к Соловецкому камню – устраивал обе стороны.
Оппозицию – потому что оправдывал незначительное (по сравнению с предыдущими акциями) количество митингующих (до 5 тысяч) и отсутствие контента (не мероприятия, а оппозиционных структур в целом).
Власть – потому что запрет это вообще самый простой способ реагирования на любые социальные проявления гражданственности, способ самоутверждения и доказательства удержания контроля над ситуацией.
Нескоординированная, естественная тактическая согласованность проявилась и во время традиционной итоговой пресс-конференции Путина в конце 2012-го.
Сакраментальный диалог между Путиным и журналисткой «Садитесь, Маша. – Спасибо, Вова» очень точно характеризует ситуацию внутри и между властью и оппозицией. Оба класса думают, как переиграть друг друга и кто кого «сделал» в каждой конкретной ситуации.
По факту же – смысловая пустота и во власти, и в оппозиции. Гераклитовский принцип «присутствуя, они отсутствуют» – в действии.
По большому счету, власть очень слабо, не политически, а догматически, игнорируя живую сторону вопроса, защищает свой режим, компенсируя страх силой. Сила есть – ума не надо.
Но, как известно:
Страх порождает неуверенность. Неуверенность – смятение. Смятение – ошибки.
Отсюда – закон Госдумы (Госдуры по Познеру, он так оговорился в одной из своих программ) о запрете усыновления российских детей американскими гражданами (типа, ответ на «список Магнитского»).
Или частный пример публичной провластной позиции – в один из воскресных зимних вечеров телеканал Россия-РТР вдруг показал документальный фильм о Березовском, Ющенко, Рыбкине. В общем, про украинский 2004-ый. А зачем? От безыдейности. Безнадежной безыдейности.
Оппозиция, в свою очередь, заняла горделивую позу утверждения и кроме общего стилистического пафоса (типа, ум, честь и совесть нации), тоже не предложила никакой новой идеологии на уровне государства.
Политика как коммуникативный процесс зависла – «стоянка власти и оппозиции», перефразируя Фазиля Искандера.
Даже внешнее зрение (без всякого там внутреннего взгляда) четко и явно фиксирует диапазон существующего статус-кво:
Акции протеста идут на убыль. Рейтинг власти и лично Путина (не спеша, но все же) катится вниз. Ощущение, если не «железного занавеса», то отчужденности между политическим и общественным усиливается (не столько на уровне публичного конфликта, сколько на уровне происходящих процессов). Как говорится, всюду жизнь.
Параметры
Что делать дальше? – в равной степени актуальный вопрос и для власти, и для оппозиции.
Исходную российскую позицию состоянием на сегодня можно охарактеризовать так:
1. Россия до и после декабря 2011 – это два принципиально разных состояния страны. Подход властей «нет человека – нет проблемы» не работает. Потому что у общества уже есть опыт протеста. Это состояние уже случилось, оно уже пережито, стало способом бытия и задает траекторию дальнейших ожиданий. Произошли некие фундаментальные сдвиги в общественном сознании. А, учитывая, что запрос на протест не получил адекватного содержательного отклика у власти, митинги, даже после длительной паузы, могут быть вновь и вспять актуализированы.
2. Действующий политический режим уверенно движется к стадии деградации. Политическая разбалансированность возрастает, в разных концах РФ происходят разные (не только по скорости и масштабу, но и по сути, то есть, разъединяющие) процессы, а «точек сборки», консолидирующих разные слои общества, становится меньше. Даже православие как традиционный и важнейший институт российской государственности вместе с делом Pussy Riot стал превращаться в постмодернистский арт-субъект/объект. В каком-то смысле Россию сегодня спасает масштаб (на 1 км хаоса приходится 100 км порядка).
3. Политическую систему и политический режим разрушают не протесты как таковые, а внутренний застой. К российским революционным предпосылкам одинаково применимы и теория циркуляции элит Вильфреда Парето, и теория относительной депривации Теда Гарра. Если не особо умничать, а чуть-чуть, то: социальная напряженность – это результат несоответствия между существующими запросами у граждан и возможностями для их реализации. Революционную ситуацию создает деградация элит, политический субъективизм, из-за которого, кстати говоря, в свое время Никита Сергеевич Хрущев стал жертвой внутриэлитного переворота. Официально он был отстранен от должностей по «состоянию здоровья», но при этом в Большой советской энциклопедии его характеризовали, в том числе так: «В его деятельности имелись элементы субъективизма и волюнтаризма». В общем, прецедент есть.
4. Неготовность к существующим вызовам у власти и оппозиции – общая. Власть боится идти на создание новых социально-политических и социально-экономических отношений. И не зря. Первое, что привнесут эти изменения, – это конкуренцию (синоним которой для всех постсоветских элит, кроме украинской, – это смерть с косой). Призыв же оппозиции к простой смене властной верхушки, равно как и абстрактная борьба в целом за все хорошее и против всего плохого, не меняет сути и сущности дела. Нет механизма проведения и реализации необходимых изменений. Непонятно, кто кому должен идти навстречу больше – власть или общество – чтобы, в конечном итоге, под натиском изменений, не рухнуло все разом.
5. Российское общество, которое представляет собой сегодня набор разных сообществ, всяких и разных, находится на стадии формирования политической нации. Для России, как и всего постсоветского пространства в целом, вопрос формирования политической нации – один из важнейших. Ее наличие – показатель преодоления квазигосударственности территорий-обломков СССР. Ее появление, в конечном итоге, как ничто другое засвидетельствует – революция состоялась.
Все эти и прочие характеристики текущего российского политического момента означают только одно – продолжение следует. Отсутствие политической динамики компенсируется дальнейшим процессом формирования фундамента новой протестующей России.
Временная пауза надолго не затянется.
Дальше – эволюция или революция?
Момент истины
Момент истины (хэмингуэевский или без надрыва) – состояние, которое, рано или поздно, возникает в жизни любого человека.
Применимо к политическим реалиям – это состояние, когда любые шаги власти, претендующие на позитив, несут только негативные коннотации. Такие вариации на тему «лжестроительства».
Не улучшают, а еще больше ухудшают сложившуюся ситуацию. Накапливают кризис.
Надо признать – эволюция в России как форма изменения социальной системы уже не работает.
Эволюционный сценарий, сценарий поступательного развития – нефункционален и непреложен к существующей реальности. Старое не читается и не воспринимается в любом формате, менее обновленном или более обновленном.
И даже если оппозиция вообще ничего не будет делать, протестный класс все равно будет увеличиваться. В то время как рейтинг власти, пусть и примкнувшей к реформаторской риторике, будет падать.
Поэтому – российская революция неизбежна. Революция не как насильственная форма смены власти, а как добровольный осознанный выход за пределы существующей политической системы, ее изменение.
Только выпадение из стереотипов, из привычно сцепившихся связей и переход в новое состояние, а не постоянные попытки власти вернуть себе поддержку, находясь в старой системе политических координат, могут сформировать новую позитивную политическую реальность и связать триедино лидера-общество-страну.
Но кто? (Где понятно). И как?
Проданный смех
Лидер и эпоха – всегда тождественны. Лидером всегда становится человек, адекватный времени. В случае же исторической ошибки, несправедливо вознесшей кого-то на пьедестал, ошибка пренепременно исправляется. Подобие и образ лидера, если он настоящий, всегда соответствуют уровню социального напряжения в стране.
В свое время ВВП стал двигателем политических трансформаций в стране, символизирующих прогресс. А потом он приспособился, подстроился под этот прогресс, и вместе с действующей элитой стал источником регресса. Все разнообразные вариации образа Путина – «мачо», «раб на галерах», «альфа-самец», «покоритель суш и морей» и т.д. – исчерпали себя. Это все «сгоревшие миры» ВВП.
Многочисленные попытки по их «оживлению», предпринятые в этом году (мобилизация сторонников охранительной и фанатской риторикой, полеты со стерхами, дискредитации публичных лиц протеста) не дали эффекта. Даже в минус, а не просто в ноль. И не могли дать.
Внешняя бодрость и живость Путина во время итоговой пресс-конференции, словно он вечно цветущий крокус, не тождественны внутренней обновленческой энергетике.
Публичное «я» Путина безнадежно устарело. Он «не заводит» истеблишмент. В представлении общества изменился сам идеальный образ политика.
На вопрос о здоровье могу ответить традиционно - не дождетесь
— Владимир Путин
Произошел разрыв шаблона во времени и пространстве. Стилистика, задачи, инструменты «нулевых» остались в «нулевых». И Путин, как и вся страна, понемногу тяготится системой, им же созданной.
Отдаленно это напоминает философскую сторону сюжета книги Джеймса Крюса «Тим Талер, или Проданный смех». Поначалу сделка «деньги через способность выигрывать любое пари в обмен на смех» дарила счастье главному герою. Ну а дальше все как полагается – поиск и возврат к истинным ценностям.
Сегодняшняя Россия ждет от своих лидеров (легальных или легитимных) того, что называется единственно адекватное безошибочное действие. Действие, которое нарисует верную (с точки зрения ожиданий) траекторию будущего.
Понятного будущего. С идеей актуальности и надеждой.
И разрешение такой задачи – это, прежде всего, проблема власти, а не оппозиции.
Объективно, без «за» и «против» – у действующего президента больше всего шансов, ресурсов, возможностей изменить «действующий договор» и вернуть «проданный смех».
Через формулирование для себя и страны новых правил, ценностных и мотивационных ориентиров, в общем, долгосрочной опоры государственности, и как следствие - возникновения нового типа отношений между властью и обществом (политических, экономических, социальных).
Быть может, «серо-голубой махолет» Путина сдвинется со своей «стоянки», и таки взлетит.
В этом смысле, лозунг «Если не Путин, то кто?» можно перефразировать: «Если не Путин, то новый Путин».
Другая революция в российских реалиях, скорее всего, невозможна.