В 1992 году уже не было СССР, а на Олимпиаде в Барселоне выступала «Объединенная команда». Ощущение единства внутри коллектива было прежним, или что-то изменилось в связи с развалом Союза?
Мы же были спортсменами старой закалки, «советскими». И хотя мы прекрасно понимали, что выступаем под флагом СНГ, все равно были очень дружны, команда была такой же сплоченной, как и в Сеуле четыре года назад. Я никакой разницы не почувствовала.
Россия после развала Союза не переманивала украинских легкоатлеток, как это вскоре было сделано по отношению к нашим футболистам?
Такого не было. Я, например, тренировалась у очень заслуженного тренера Владимира Федорца, поэтому мне не нужно было искать счастья в другой стране. Условия у нас тогда были очень хорошие — любые заграничные сборы могли себе позволить. Из моих подруг, знакомых никто никуда не переезжал.
В начале 90-ых легкоатлеты хорошо зарабатывали?
Конечно, гонорары не были такими большими, как сейчас, но все было неплохо. Хотя лично мне приходилось очень много выступать вот по какой причине: моя дистанция — бег на 400 м — не сильно котировалась на Западе в плане гонораров. В Европе она не считалась такой зрелищной и оплачиваемой, как всяческие прыжки — с шестом, в длину, тройной. Вот спринт котировался. У меня дочка (Елизавета Брызгина — вице-чемпионка Европы-2010. - Lb.ua) бегает 200 метров не только потому, что 400-метровка более изнурительная дистанция и требует многих лет специальной подготовки, но и потому, что на 200-метровке выше гонорары. Но там и конкуренция выше.
А можете вспомнить размер своих гонораров, например, в 1992 году?
В этому году у меня как раз был самый крупный гонорар за всю спортивную карьеру. Это был конец сезона, октябрь, мы уже все были уставшие донельзя, на пределе просто. Прошла Олимпиада в Барселоне, после нее пошли Монте-Карло, Лозанна, и еще, еще, еще... Я отказывалась до последнего ехать в Японию. Но менеджер сказал: «Оля, там самые большие деньги платят. Просто за приезд». Все наши лидеры выиграли, и я в том числе. Заплатили мне в сумме $6 тыс. Это были очень приличные деньги на то время.
Вы завершили карьеру в 1993 году. Не рано?
Ой, не рано, не рано. У меня колено стало сильно болеть, организм стал сбоить. Тренер цеплялся за меня, уговаривал: «Давай отдохнем годик». Отдохнула годик и все равно: «Ну, куда?»
А под нож лечь?
Ни за что. Я в жизни ни одной операции не сделала, связанной со спортом: ни ахиллы у меня не отрывались, ни мениски я не вырезала. Спасибо тренеру и массажистам, что я, достигнув таких высот в спорте, осталась здоровым человеком.
Вас не могла удержать в спорте даже перспектива привозить с каждого старта новую порцию призовых?
Я представитель другого поколения. И я не была алчной. К тому же знала, что мне рожать еще одного ребенка. Я безумно хотела родить второго ребенка, здорового ребенка, заметьте.
Поэтому я перешла из спорта в обычную жизнь плавно. Да, было непросто. Во многом жили на старых запасах. Но деньги все равно не должны быть во главе всего. Да, они дают свободу передвижения, свободу выбора, но это не главное. Каждый сам решает для себя, что для него в этой жизни важнее всего.
В Сеуле от празднования советскими баскетболистами золотых медалей вся олимпийская деревня стояла на ушах. А как легкоатлеты отмечали свои успехи?
Поскромнее это точно. У них же — Команда, а у нас просто. Свое «золото» практически и не праздновала. В последний день Игр мы выиграли эстафету, был какой-то банкет, и буквально через пять часов, ранним утром мы улетали на коммерческие старты в Токио.
Вы делились премиальными с государством? А правильнее спросить — государство забирало у вас большую часть гонорара?
То, что мы получали очень маленькие суммы — это факт. На фоне премиальных других спортсменов нам, конечно, было обидно. Американцы вообще были миллионерами. Я думаю, что на официальных соревнованиях государство все же забирало у нас часть премиальных, а на коммерческих стартах мы делились уже с менеджером. Процент — ему, оставшуюся сумму — себе.
Менеджер был иностранцем?
Сначала был киевлянин Киба, а потом моим менеджером стал венгр Атилла. Очень грамотный мужчина, знал пять языков. Он работал с лидерами легкой атлетики, и я благодарна судьбе, что попала к нему. Был очень честным, порядочным.
Почему же советские спортсмены получали меньшие гонорары, чем западные?
Страна ведь была отсталой в плане экономики и благополучия граждан. Как нам сказал один тренер: «Незаменимых нет. Вы уйдете, но на ваше место все равно придут другие. И захотят выступать даже за такие деньги или просто за поездки в престижные страны». Советский Союз, что вы хотите... А сейчас мировоззрение у спортсменов поменялось. Они стали более раскованными, свободными. Мы же были закомплексованными, не разбалованными деньгами. Но мотивация у нас была сумасшедшей — мы на износ работали. А они знают, за что работают, хотя, конечно, тоже пашут будь здоров.
Советские футболисты едва ли не контейнерами возили из-за границы дефицитную технику и сбывали ее дома. Легкоатлеты в этом плане были «чище»?
Мы тоже привозили видеокамеры, магнитофоны на продажу. Были люди, у которых имелись деньги, и они делали нам заказы. Да, мы неплохо зарабатывали, но денег не хватало вот по какой причине. Мы с мужем начали строить дом. А в советское время — в эпоху тотального дефицита — это было дико дорогое удовольствие. Мы за все переплачивали — за плитку, за цемент, за кирпич. Своим здоровьем зарабатывали на этот дом.
Но технику возили в разрешаемых пределах — на которые таможня «давала добро», контрабанды не было. Хоть мы и были известными спортсменами, но тогда законы работали. Нашу команду очень любили таможенники в «Шереметьево», ждали нас. Мы им дарили значки, вымпелы, и ребята были безумно рады.
Последний вопрос об «ушлых» футболистах: ребята получали машины вне очереди и затем продавали их желающим «чуть-чуть» дороже. А как у вас?
После Олимпиады в Сеуле мы, также вне очереди, приобрели 24-ю «Волгу». Но не для перепродажи, а для себя. Мы на ней долго ездили. «Волга» тогда была, как сейчас «Мерседес». Мы на ней постоянно ездили на тренировки в Кременную.
А футболисты — это отдельный разговор, это ж мафия. Я не то что бы не люблю футбол, но я к нему равнодушна. Сколько пашет на износ олимпиец — и какая мелкая оплата. А в его рост очень много денег нужно вложить — хорошее питание, хороший массажист, тренер, поездки. А средств нет. И начинается хождение по мукам с протянутой рукой: «Дайте, помогите». Ты постоянно находишься в статусе просящего. Мне тренер всегда спонсоров находил. А это не его задача, его мозг должен думать о секундах. Всем нашим тренерам нужно памятники при жизни ставить.
Вы как-то обронили, что Сергей Бубка в Сеуле из-за шумных соседей-метателей часто гостил у вас в комнате. Утихомирить советских метателей не мог никто?
Ребята иногда нарушали режим — могли покурить, еще что-то. А Сергей Назарович — он же правильный спортсмен. Ему нужен был покой, дисциплина. И он к нам приходил отдохнуть, пообщаться с «родней» - мы же все были легкоатлетами.
Бубка на официальных церемониях всегда подчеркнуто скромен. Но ведь в повседневной жизни он не такой.
Когда он пообщается со спортсменами — не только своего уровня, но и с молодыми — он очень веселый, компанейский, юморист. От него исходит позитивная энергия. Несмотря на занятность, при встрече всегда найдет минутку, чтобы расспросить о твоих делах.
Ваш тренер Владимир Федорец настоятельно рекомендовал вам не спешить с рождением первого ребенка. При этом примеры Ольги Саладухи и Виктории Терещук, у которых рост результатов произошел как раз после рождения детей, наталкивают на мысли о пользе беременности для спортсменок.
Он меня сдерживал, потому что я в случае рождения ребенка просто не успела бы набрать форму к важным стартам. А там пошли чемпионаты мира, Европы, Олимпиада. А после Сеула он сказал: «Пожалуйста — рожай»... А я ведь не хотела возвращаться на дорожку. Сильно устала от этой дистанции. А хлопоты, связанные с рождением Лизы, полностью меня поглотили. Я хотела сама воспитывать своего ребенка. Но не получилось. Владимир Андреевич настоял: «Оля, у тебя еще есть силы». А тут у меня еще и желание появилось вновь выйти на дорожку.
Кстати, у вас роста результатов после родов как раз и не произошло.
В 91-м я была четвертой на ЧМ в Токио. А за три месяца до барселонской Олимпиады я заболела. Две недели вообще не тренировались. Тренер убеждал, что это и лишило меня золотой медали. Хотя я считаю, что Мари-Жозе Перек на тот момент просто была сильнее меня. Ну, быстрее она была и все. Да, я проиграла ей полметра, но мне тяжело было бежать.
Зато мы опять выиграли эстафету. Мы были сильны.
А последний этап бежали вы?
А я всю жизнь бегала последний этап. Это самый сложный этап, самый «выгребательный». В Сеуле в 88-м мы все бежали очень сильно. И тот мировой рекорд по сей день стоит.
Сейчас спортсменки стали очень модными: здесь у нее пирсинг в пупке, здесь татуировочка, а вот здесь еще одна — свеженькая, под соревнования нанесла. Не слишком ли увлеклись внешними спецэффектами?
Я дочь раньше тоже ругала за это. У нее много татуировок. Она новые прятала от нас. Но когда он выходит на старт — всё закрыто, всё красиво, их на ней и не видно. Они под формой спрятаны; она делала их для себя, а не для кого-то. Но пришли к мнению, что пора остановиться уже. Хотя мне очень нравится, когда она поднимает «хвост», и на шее латиницей написано Victoria. Было всякое, но слава богу, что она убрала этот пирсинг. И макияж у нее сейчас незаметный.
Это поколение следит за собой. У нас не было такой возможности. Я в 88-м году смотрела на длиннющие акриловые ногти американки широко открытыми глазами. У нас и технологий таких не было. Американки остались такими же холеными, но и наши девушки уже не отстают. Когда они выходят на старт — просто любуешься ими. Молодцы!
У меня сейчас шикарные свои волосы. А Лиза, смотря на мои фотографии, спрашивала: «Мама, почему у тебя вечно была безумная химия?» Знаете, вот эти пережженные волосы?
Это же было время диско!
Вот! Такая дурацкая мода была. Сейчас смотрю на себя ту, и мне просто смешно. Как мы себя уродовали.
По спортивным телетрансляциям помню, что на стыке 1980-90 гг. еще были легкоатлетки с невыбритыми подмышками. Почему так?
Ну, это точно были не советские спортсменки. А вот немки — из команды ГДР — почему-то не брили подмышки. Сколько мы ни ездили с ними на матчевые встречи, на международные соревнования... Мы же не могли у них прямо спросить, это было бы неделикатно. Возможно, они считали, что это негигиенично, что инфекцию можно было занести. И что главное — они этого даже не стеснялись. А на них ведь весь мир смотрел. Зато сейчас все одинаковые.
Вы спортсменок из команды ГДР не подкалывали на тему допинга: «Ну что, девчонки — уже подготовились?»
Это всегда была закрытая тема. И тема сложная. В ведущих странах мира на это работают целые лаборатории с многомиллионными бюджетами. А у нас по сей день каменный век.
Наших ловят на том же, на чем словили Бена Джонсона в Сеуле почти 25 лет назад.
Технологий нам, конечно, не хватает. Выезжаем на таланте, трудолюбии. Хотя на этом не всегда можно далеко уехать. Хорошо, что сейчас появились препараты растительного происхождения, которые помогают спортсменам выдерживать просто колоссальные нагрузки.
Вы родились на Урале. А этой территории, как и Сибири, приписывают какой-то особый тип людей, с особыми межличностными взаимоотношениями.
Закалка у нас особая. Я к физическому труду с 1-го класса приучена. У нас же не было никаких условий бытовых: мы и воду носили, и дрова кололи. Мы были скромными и в хорошем смысле слова «забитыми». А люди там с открытым сердцем и готовы помочь друг другу. Шесть лет уже не была на Родине. Каждый год собираюсь, и постоянно что-то мешает. Надо проведать могилы родителей, родню повидать.
Украинская легкая атлетика прошла точку невозврата?
Я надеюсь на это. Надеюсь, что начнут строиться спортивные сооружения. В России одна плеяда одаренных спортсменов сменяет другую — постоянно новые фамилии на слуху. У нас же заканчивается одна фамилия, 8-10 лет — и ждем следующую фамилию, тоже 8-10 лет. Безумно мало этих фамилий. Талантливых детей не становится меньше, но меньше их в спорте оказывается. Программисты вокруг, дипломаты, или просто на родителей надеются. А к нам много деток приходит из малообеспеченных семей, потому что они хотят что-то доказать себе, родителям, всему миру.
На церемонии «Герои спортивного года» некоторые ораторы, из числа чиновников, говорили о «великой спортивной державе». У вас в Луганской области много беговых дорожек, на которых легкоатлет может тренироваться без риска получить травму?
Сейчас сделали манеж с новым покрытием — для областных соревнований сгодится. А вот футболисты нам насолили. Они полностью меняли поле на «Авангарде», устанавливали подогрев. Старую дорожку перерыли, а новую не постелили. Обещают, обещают — и ничего. У нас прошлый сезон «вылетел», и сейчас новый наступает. Единственная база — в Кременной. А там покрытие — еще я в 88-м году по нему бегала. Уже есть порывы, проплешины. В идеале покрытие надо менять.
Так и живем...
Скажем так: не идеальные условия для легкоатлетов в Луганской области...
***
Справка LB.ua
Ольга Брызгина, легкоатлетка (400 метров, эстафета 4х400 метров)
Родилась 30 июня 1963 года в Краснокамске Пермской области.
Двукратная чемпионка Олимпийских Игр 1988 года в Сеуле в беге на 400 метров и в эстафете 4x400 метров. Чемпионка Олимпийских игр-92 в Барселоне в эстафете 4x400 метров и обладательница серебряной медали в беге на 400 метров. Мировая рекордсменка в эстафете 4x400 метров. Двукратная чемпионка мира (1987, 1991 гг.). Муж — Виктор Брызгин, олимпийский чемпион-88 в эстафете 4x100 м. Старшая дочь — Елизавета, серебряный призер чемпионата Европы-2010 в беге на 200 м и чемпионка в эстафете 4х100 м.
Почетный гражданин города Луганска. Старший тренер по резерву штатной сборной Украины по легкой атлетике в Луганской области.