“Представляешь, второй день базар закрыт — митинговали. После первого дня пришли, а он дальше закрыт. Спрашиваем: кто такое решение принимал?”, — и они сами стали рассказывать о наболевшем.
Торгуют китайской одеждой и обувью, которую привозят с оптовых рынков. У каждого на базаре — одно место. “Сидят на патенте”, то есть платят фиксированный налог. Кодекс в глаза не видели. Я же прошёлся по проекту по диагонали, а потому им представлялся специалистом по налоговому праву.
— “И кто распорядился закрыть?”
— “Ну кто? Администрация базара. Они же это всё организовывают”.
Под словом “всё” имеется в виду организация пикетов и митингов.
Обычно базарщики — очень тяжёлые на подъём люди, в чём раньше сами признавались. А тут — вдруг побывали под офисом местного отделения Партии регионов и возле исполкома. Меня интересовало, насколько вырастут их расходы в связи с принятием Налогового кодекса. За день до этого этот же вопрос я обсуждал с друзьями.
— “Ты просто не в курсе. На тысячу гривень!”, — воскликнул тот, кто занимается недвижимостью и работает в одной из компаний крупной ФПГ.
— “А что входит в эту тысячу?”, — меня заинтересовала структура этого платежа, но товарищ отмахнулся. Мол, в части базарщиков кодекс читал невнимательно. Теперь я повторил вопрос базарщикам.
— “Всё вырастет! Ужас, что будет!” — посыпалось на меня со всех сторон. Я настоял на том, чтобы разобраться, и мы стали вместе загибать пальцы:
— “Будем платить 300 гривень в Пенсионный фонд”.
— “Но это еще Юля вводила, и с кодексом это не связано”, — мне вспомнилось, в какой растерянности находились эти же люди, когда объявили о введении платежей в ПФ. Некоторые из них готовились сворачивать торговлю.
— “Фиксированный налог — сейчас платим 70 гривень... А потом не знаем сколько...”, — вот добрались мы до сути.
— “Говорят, что 600 гривень!”, — произнёс кто-то.
— “Это максимальная планка для больших городов”, — начинаю припоминать я содержание проекта. — “Для вас “потолок” — 200 гривень”.
— “Ого”, — снова вырывается у кого-то. 200 гривень — это действительно очень много для рынка, где ежедневная выручка продавца может составить всего 50 гривень.
— “То есть, если горсовет установит плату за патент в 200 гривень, то у вас расходы вырастут на 130 гривень? И вместе с отчислениями в Пенсионный составят 500 гривень?”, - считаю я.
Продавцы кивают головой.
— “А что вы ещё платите? Какие ещё платежи?”
— “За место и рыночный сбор”.
С рыночным сбором в прошлом году была отдельная история. Администрации рынков, пользуясь лазейками в законодательстве, подняли размер сбора. Предприниматели стали роптать, и правительство, чтобы снять напряжение, предложило отменить сбор вовсе. Тогда в СМИ местные власти начали негласную кампанию против отмены. Доходило до абсурда: в защиту повышенного рыночного сбора выступали... сами предприниматели.
— “Но рыночный сбор будут отменять с 1 января”, — так общими усилиями мы вспомнили, что кодекс существенно сокращает количество местных налогов.
— “Сейчас мы платим 180 гривень. Если сбор отменят... То мы, конечно, сможем заплатить 200 гривень за патент...” — самостоятельно пришли к неожиданному выводу продавцы.
— “А ещё что платите?” — не унимался я.
— “А всё. Больше ничего не платим”, — развели руками они.
Казалось странным, что из-за введения платежей в Пенсионный они не выходили митинговать, а теперь — из-за вдвое меньшей суммы они закрывают рынок.
— “Так почему на митинге вы говорите о том, что кодекс задушит ваш бизнес?” — спросил я.
Продавцы задумались.
— “Ну это не мы говорим. Какой у нас бизнес? 3-4 тысячи в месяц? Это он говорит”, — под “ним” в данном случае подразумевается собственник рынка, сдающий места в аренду.
— “Конечно, упрощенцам же понизили планку годовой выручки почти вдвое”, — понимающе киваю я.
Продавцы начинают хихикать.
— “Какие упрощенцы? Он тоже “на патенте” и платит 70 гривень как и мы!”, — делятся они сокровенной тайной.
— “Как это?”, — я перестаю понимать что-либо. — “А как так можно? Это же огромный комплекс”. Базар, конечно, не сравнится с Калиновским оптовым в Черновцах или с “7-м километром” в Одессе, но зато это самый большой вещевой рынок в городе. Так что, я не совсем понимаю, как его собственник может отчислять в бюджет (на две трети дотационный) лишь 70 гривень.
— “Ну вот так”, — смотрят на меня, как на инопланетянина, они.
— “Тогда не понимаю, почему вы бастуете”, — сдаюсь я.
— “Вот так добастуемся, что вообще в этом месяце ничего не заработаем”, — одна женщина с грустью смотрит сквозь сетку забора на своё торговое место.
— “А ведь в кодексе, говорят, налоговой дают больше полномочий. Она может даже домой прийти без разрешения”, — делится слухами мужчина.
— “Да что ты говоришь? Как без разрешения?”, — не верят женщины.
— “Ну вот не понравится, как ты на него посмотрела, — вот он и заберёт, что захочет. Я такое слышал”, — оправдывался он.
— “Ты читал кодекс. Там есть такое?”, — все повернулись в мою сторону.
Я пожал плечами. Всё, что встречал, — это вот такие листовки в Киеве, а также разговоры друзей о том, что самое страшное в кодексе — новые полномочия налоговой.
— “Может вам против этого нужно выступать?”, — предположил я. Продавцы равнодушно на это отреагировали.
— “Нужно, чтобы там в Киеве отличали нас от них”, — под “ними” снова имелась в виду собственник базара. — “А то как можно нас всех грести под одну гребёнку?”
Разговаривая, мы медленно двинулись в сторону соседнего продуктового рынка. Он во всю работал, чем вызывал зависть у продавцов “бастующего” базара.
— “Ну ты глянь”, — ворчали время от времени они, обмениваясь репликами с девушками за мясными прилавками и бабушками, привезшими из села кое-какие овощи.
Послушав их разговоры, понял, что за переживанием о судьбе базарщиков, я напрочь забыл о ещё одной прослойке граждан, уязвимой в истории с Налоговым кодексом, а именно: об обывателях, живущих на одну зарплату. Об этом — в следующей заметке.