Как был разделен город, сейчас можно понять разве что с помощью специальных карт. Но и без них каждый, кто выйдет на берег Шпрее, поймет: здесь была одна жизнь, там другая. И для одних попасть в ту, другую жизнь было самой большой удачей, о которой можно было только мечтать. А для других поехать на восток – означало совершить путешествие в прошлое, в безысходность, в мир, который невозможно было понять до конца.
Самой стены я уже и не застал, но в мои первые поездки Берлин единого города еще не было, восток продолжал жить собственной жизнью – с очевидной бедностью, социалистическим сервисом, контрабандными сигаретами у входа на станции метрополитена (вместо наших бабушек их продавали гости из Азии). НО всего через несколько улиц начиналась совершенно другая жизнь, сверкающая огнями жизнь Западного Берлина. И хотя стены не было, ее явственно можно было ощутить по этим очевидным различиям между двумя частями некогда единого города. Намного лучше, чем любые лозунги и теории, эти различия демонстрировали поражение коммунизма. На востоке тогда долго находиться не хотелось, он угнетал, он напоминал о временах уныния, одинаковых домов, одинаковых слов, одинаковых людей. И только на западе, казалось, сами улицы оживают перед глазами, зазывают в музеи, супермаркеты, рестораны, театры…
Сейчас все по-другому. Сами берлинцы, конечно же, точно знают, где запад, а где восток – даже газеты в разных частях столицы продаются по-разному и почетные места в киосках занимают любимые издания «осси» или «весси», даже товары в магазинах могут отличаться. Но я уже не отличаю запад от востока, мне хорошо в любой части Берлина. Да, конечно, я турист, случайный прохожий, привыкший к этому городу и старающийся не замечать его проблем. Но я точно знаю, что теперь каждый из его жителей может сказать «я – берлинец», не думая о том, в какой части города он живет. И что уже выросло целое поколение людей, не знающих, что такое стена.
А стена – не просто географический объект. Это еще и символ непримиримости. Символ нежелания знать, понимать, впускать. Для того, чтобы ощутить атмосферу сгущающейся ненависти, еще недавно можно было прогуляться по разделенной столице Кипра. До нормализации отношений между греческой и турецкой общинами пропускали через стену только иностранцев. И когда ты шел к КПП, видел турок-киприотов, смотревших из расположенного над греческой Никосией сада в турецкой части на «чужую» часть города. То, что ты оказывался в совершенно ином мире, было ясно уже через несколько метров после пересечения границы. И – самое удивительное – жители греческой части города практически ничего не знали о жизни в турецкой и наоборот. И не хотели знать. И не сомневались, что там, по другую сторону – враги. Но хватило всего нескольких лет, чтобы атмосфера в обеих частях города изменилась до неузнаваемости. Оказалось, что людям просто нужно разрешить проходить через барьер – и они начнут учиться терпимо относиться друг другу. Сейчас никто уже не смотрит из турецкого садика на греческий город – зато турецкая молодежь в бутиках центральной улицы Никосии или турецкие рабочие, возвращающиеся со строек в греческой части города – это уже обыденность, убеждающая, что любые конфликты, любая ненависть, любое неприятие возможны при наличии доброй воли. Берлинской стены нет, никосийская – еще стоит. Но главное, что объединяет две эти непохожие истории о стенах – желание людей жить по-человечески. Желание, которое оказалось сильнее политики, идеологических стереотипов, пропаганды. Не сомневаюсь, что это – общее желание. И украинцы тут ничем не отличаются от немцев или киприотов. Поэтому те украинские политики, что говорят о «переносе» стены на границу между Европейским Союзом и нашей страной, должны не сетовать на барьеры, а думать о том, как их преодолеть, не воздвигая новых разделительных линий.