Но диктатура и «политика сильной руки» – отнюдь не синонимы. «Сильная рука» – это наведение порядка и установление правил в рамках действующего законодательства, четкое следование нормам закона. Диктатура – это та же демонстрация волевых качеств, но с возможностью переписывания, ломания правил под очередную задачу. Политика «сильной руки» – это поздний де Голль, который заставил всю Францию шагать строем, но, проиграв референдум, ушел в отставку – закон есть закон. Диктатура – это Сталин или Гитлер, которые – если требовалось – не считались с законом и насиловали бедную Фемиду ради реализации собственных планов. Почувствовали разницу?
Сегодня многие говорят о том, что общество созрело для принятия диктатуры. Исследования Института Горшенина показывают, что никакой диктатурой у нас в стране не пахнет. Диктатура начинается там, где народ на уровне каждого индивида готов принять правила, навязываемые потенциальным диктатором. Немец, идущий в январе 1933 года голосовать за нацистов на выборах в Рейхстаг, понимал: он голосует за ограничение собственных свобод, за строгую дисциплину и т.д.
Наши граждане считают, что диктатура может коснуться не их самих, а только их соседей. Ностальгия по Сталину на Востоке и «нема на вас німця!» на Западе Украины – это подсознательное желание сделать какую-то гадость соседу. «Вот придет Сталин и расстреляет всех, кто писает в нашем подъезде. Кроме меня», – думает обыватель, мечтающий о диктатуре. «Я же не писаю. Ну, разве иногда, когда никто не видит. И то по пьяни».
В нашем обществе нет ностальгии по диктатуре. Есть вера в доброго и справедливого царя. Или в батьку. В дни революции 1917 года батькой величали Грушевского. Потом – Махно. Сейчас батькой могут величать Тимошенко (вот оно – торжество гендерной политики!). Главное – батька должен (должна) быть великодушным (-ной). И к проблеме справедливости подходить выборочно. Помните анекдот? Махно после очередного боя проходит мимо пленных: «Этого расстрелять! Этого повесить! Этого расстрелять…» Один пленный падает в пыль и начинает истерично вопить: «Не хочу! Не хочу!» Махно останавливается: «А этого – отпустить. Он не хочет…». Вот он – идеал «сильной руки» по-украински.