Не слишком ли много для одного общества всего того, что было пережито Украиной в 20-м веке? Просто задумайтесь, насколько сногсшибательным – в горьком смысле слова – было историческое движение страны.
Экономический бум и социальная ломка первых лет 20-го века. Мировая война. Крах Российской и Австрийской империй, между которыми была поделена Украина. Гражданская война, краткий период общественной жизни без участия имперских центров, взятие власти большевиками и их страшное знакомство с экономикой на практике. Принудительный экономический бум и ещё одна, на этот раз не оставившая никого прежним социальная ломка на территории “большой Украины”. Борьба за украинскую национальную идентичность на территории “малой Украины” под властью Польши. 1939-й год и обретение Украиной “соборности” благодаря действиям союзников во Второй мировой войне – СССР и гитлеровской империи. Послевоенное восстановление и окончательная организация национальной по форме и как бы социалистической по содержанию жизни в Украине. Холодная война. Перестройка и крах СССР. Криминальный экономический бум и социальная ломка конца 20-го века.
Кто остался здесь, в результате, в 21-м веке? Иными словами, кто выжил и чьё потомство теперь осваивается между Польшей и Россией?
Президент Ющенко своим правлением пытался продемонстрировать: было бы неплохо оценить 20-й век в утраченных человеческих жизнях. Это не просто подсчёт жертв. Это осознание полученного социального опыта. То есть высказывание не о прошлом, как может показаться – и показалось – людям недалёким, а о будущем. Что хорошего может быть в судьбе общества, вот уже век существующего в агрессивной среде насилия? И свыкшегося с этим насилием...
Высказывание Ющенко осталось незамеченным. Незамеченным настолько, что сейчас, в частности, лидером единственной политической силы, претендующей на украинскую национальную идентичность в полном объёме, является человек, несущий в себе наследством коллаборационизм обывателя:
Это очень хороший, ёмкий пример единства общества в Украине – подлинного единства, которое не нарушит никакое политтехнологическое разделение. Абсолютное большинство жителей современной Украины в своём социальном опыте, повседневном бытовании радикально не приемлет отказ от смирения с Системой, какой бы обесчеловечивающей она ни была.
“Это трудно понять. Но это правда: Валерий был счастлив. Там, в политлагере, он писал то, что боялись сказать вслух “на воле”. Его штамповали с общественных трибун клеймом “отступника и буржуазного националиста”, а он в лагере стал писателем. Украинским несоветским писателем. Не фанатик, не революционер, не экстремист, он был такой, как и вы. Только – лучший”. Такие слова Семёна Глузмана о Валерии Марченко опубликованы в журнале “Український Тиждень” №20 (185). Насколько же это слова не о выживших в Украине в 20-м веке людях!
Как может получиться несоветская жизнь у советских людей и их потомков? Неудивительно, что булгаковская язвительность так уместна в нынешней социальной реальности.
Какой социальный опыт обществу превращать в опыт будущего, если к нынешнему моменту общество подошло лишь с опытом принуждения, изолированности и интеллектуальной кастрации, полученным в 20-м веке?
Некоторые аборигены в Океании думали, что стоит только соорудить из тростника нечто вроде аэропортовых строений – и боги с неба непременно пошлют на землю свои дары. Это называют культом карго.
И это замечательный пример, который наилучшим образом описывает попытки украинского общества удовлетворить свою потребность в тех или иных благах.
Благо демократии? Двуногие разумные прямоходящие частицы - результат всего того, что проделали со страной в 20-м веке, из обветшалых трибун коммунистов и гранитных плит облицовки зданий ЦК пытаются соорудить нечто вроде реальности народа как носителя суверенитета и единственного источника власти.
Благо капитализма? Эти же частицы растаскивают по карманам экономику, вырванную из общего контекста советской борьбы против капиталистического устройства, и пытаются соорудить из натасканного некое богатство в западном духе.
Благо современной культуры? Ну, что можно ожидать от людей, которые мало того что советские до кончиков ногтей, так ещё и (в основном) - первое поколение живущих в городах колхозников?
Собственно, этим сказано всё о любых реформах, которые берутся проводить люди, воспитанные в этом обществе-результате 20-го века. Ведь они даже дерегуляцию проводят так, что, отменяя техосмотр автомобилей, вводят ежегодный обязательный медосмотр людей.
Что значит осознать полученный в 20-м веке социальный опыт? Это значит понять, что Украина, в первую очередь, нуждается в новых людях. В тех людях, чьё появление может хоть как-то компенсировать громадные человеческие потери, понесённые обществом в войнах, экономических экспериментах и борьбе за “правильную” культуру.
Речь должна идти не о том, чтобы остановить эмиграцию из Украины, хотя и это неплохо, поскольку уезжают, как правило, люди, уже ассимилировавшиеся с современной культурой. Но о том, чтобы в самой Украине оказалось как можно больше людей, не только никогда не бывших советскими, но и воспитанных людьми, никогда не бывших советскими.
Если в Украине уже стало привычным привлечение к управлению предприятиями людей с Запада, то разве это не говорит о том, что пора подумать и о привлечении к управлению органами государственной власти людей с Запада? Не в качестве советников, чьи пожелания ещё и “адаптируются” к украинской действительности (читай: советизируются), а к прямому управлению.
Как можно оставлять правительство, местные советы, судебную систему, прокуратуру и специальные службы вариться в их собственном соку, таком омерзительном для 21-го века, и при этом надеяться на приближение к западному образу жизни?
Как можно думать, что общество, у которого в 20-м веке не было никакого опыта самостоятельной государственной жизни, и у которого было “ампутировано” всё, к такой жизни способное, – просто после Акта провозглашения независимости справится с вызовами грубой действительности?
Следует прекратить разговоры о реформах. Задумайтесь об иммиграции. Иначе возведённый в Киеве при Ющенко памятник жертвам Голодомору останется, в конечном счёте, свидетельством начала конца общества в Украине, а не символом одного из этапов его исторического пути.