«Да, особенный. Жалеть теперь себя?»
Родители заметили особенности, когда ребёнку было полтора года. Он совсем не смотрел в глаза, не отзывался на своё имя и перестал говорить даже те слова, которые уже выучил. Пошли к врачам.
— У меня уже тогда был список из двадцати пунктов, почему я думаю, что у него аутизм , — в споминает мама Тимура Виктория Магерамова. — Но после сотни пустых глаз докторов мы стали искать выход сами.
Обычно доктор говорит, что у ребёнка задержка психического развития. Так до пяти-восьми лет. Потом начинаются проблемы в детском саду и школе. Тогда могут предложить отдать ребёнка в интернат.
Родители Тимура ждать не стали — обложились литературой, «как студенты». Их предположения подтвердили анализы в генетическом центре.
— Какое-то время даже моя мама удивлялась, почему мы не бьёмся в истериках. Да, особенный. Жалеть теперь себя? — с покойна мама Тимура. — Его маленькие успехи — уже победа. И нас они не могут не радовать.
Родители заинтересовались биомедицинским лечением. Из рациона ребёнка исключили продукты, содержащие глютен и казеин — пшеницу, ячмень, овсянку и молоко. Тимура начали водить на поведенческую терапию в местный фонд для детей с аутизмом «Цветы жизни». Там с ним занимались педагоги-дефектологи и логопеды. Заговорил мальчик в четыре года. Как и все дети, научился читать и писать. Иногда задаёт вопросы и шутит, что для аутистов редкость.
Нашлась гимназия, согласившаяся принять Тимура на обучение. Там почти в каждом классе есть «неудобный» ребёнок — с аутизмом, гиперактивностью, задержкой развития или просто психологической травмой. В харьковском «Очаге» они учатся вместе с обычными детьми, но по индивидуальной программе.
«Нужно уроки толерантности ввести»
— Хочу английский, — говорит Тимур.
— Но сейчас математика. Давай готовиться, — спокойно отвечает Виктория. Мальчик послушно садится за парту. Мама рядом.
На уроке проверяют домашнее задание. Тимуру скучно — он теребит футболку, переворачивает страницы учебника, обнимает маму, облокачивается на парту.
— Можно ответить у доски, — подсказывает Виктория.
— Да! — сразу же тянет руку Тимур.
Ждёт, пока его вызовут, не торопясь подходит к доске и пишет сразу несколько правильных ответов. Учительница его останавливает — и другим нужно ответить.
В дневнике у Тимура — 10 и 11. На уроках и дома он делает то же, что все дети. Только не общается с ними. Не интересно. Одноклассники его не обижают — знают, что особенный. Когда на перемене он подходит к ребятам с планшетом, отвечают, во что играют.
— Это же просто культура — принимать человека, который на тебя не похож. Кто-то левша, у кого-то глаза разного цвета, а кто-то — с аутизмом. Нужно уроки толерантности ввести, — рассуждает Виктория.
Следующий урок — английский. Последнее время этот предмет нравится Тимуру больше всего.
— Твой любимый урок?
— Да, — отвечает Тимур, но уже на меня не смотрит. Он занят — повторяет слова, заданные на дом.
Учительница английского Лариса Тризна считает, что мальчик делает успехи:
— Я впервые работаю с таким ребёнком. Могу сказать, что Тимуру полезно быть в классе, он успевает. Да и дети на него адекватно реагируют.
В классе Тимур может выкрикнуть или сделать резкое движение. Одноклассники как будто не замечают этого. Да и присутствие мамы мальчика их не смущает — ведут себя естественно.
«У нас с ним другие задания»
Виктория сидит с сыном на уроках с первого класса. Вот уже год ей помогает Наталья Степанова, педагог с тридцати летним стажем. Она и раньше занималась с «трудными» детьми. Признаётся, что с Тимуром подружилась не сразу:
— Какое-то время меня вообще не было в его жизни. Он мог не заметить меня в коридоре — не интересно было. Однажды он просто поднял глаза и стал меня рассматривать. Так и установилось доверие.
Только после этого ребёнок с аутизмом пойдёт на контакт и станет учиться, уверена Наталья. С Тимуром она занимается ещё и дополнительно. Но это не обычные уроки.
— Вот раздел орфографии мы, например, пропустили. У Тимура орфографическая зоркость — хорошо запоминает, как правильно слова писать и знаки ставить. У нас с ним другие задания. Первый месяц учёбы на парте не было ничего. Затем я стала добавлять предметы. Аутисты склонны к привычной обстановке и повторяющимся действиям. Я же стараюсь их прерывать, — поясняет педагог, передвигая журнал на край стола.
Тимур тут же раздражается:
— Не делай так! Вот так нужно, — кладёт журнал на место.
Наталья объясняет, что сейчас здесь будут лежать его тетради, и надо освободить место. Тимур нехотя уступает.
Как любой непоседа, начинает торговаться — сначала поиграет на планшете, потом порешает примеры. Наталья категорична. После неудачных попыток уговорить женщина повышает голос. Тимур успокаивается и садится делать математику. На моё удивление Наталья отвечает:
— Он должен учиться понимать тон, как и все дети. Вот уже получается.
По словам педагога, для Тимура уже большой успех то, что он говорит о себе не от третьего, а от первого лица. Решив примеры, он говорит:
— Включи чайник.
— Зачем? — и так всё поняв, переспрашивает Наталья.
— Я хочу чай.
Пока греется чайник, учительница предлагает сделать зарядку. Тимур оживлённо повторяет движения.
— Раз, два, три, четыре, пять, Хомка хочет сильным стать, — потягивается, проговаривая стих про хомячка.
Так же оживлённо Тимур отвечает, если спросить его о книгах. Читать он любит даже больше, чем делать английский. Любимая книга — «Мышонок Пик». Сейчас заканчивает «Волшебную кисточку».
— Про страшных зверей, которые водятся в горах. Про гепарда, медведя и волка, — рассказывает Тимур, уже сам заглядывая мне в глаза.
«Есть интеллект — можно социализировать»
— До 2000 года аутизма как диагноза не существовало. Вместо него ставили раннюю детскую шизофрению. А там симптоматика широка. И у нас с вами, если покопаться, можно найти, — смеётся психолог гимназии «Очаг» Игорь Дзюбенко.
Он здесь за главного. Когда родители приводят «неудобного» ребёнка, психолог за ним наблюдает и предлагает индивидуальную программу обучения . В любом случае — среди обычных детей. По такой системе гимназия работает уже семь лет.
— Сейчас в классификации медицинских заболеваний аутизма нет. Это тип личности. Конечно, к нему нужен особый подход, — говорит Дзюбенко.
Психолог считает, что, если с таким ребёнком заниматься, к двадцати годам он станет вполне самостоятельным. И приводит в пример выпускников — двоих студентов харьковских ВУЗов, которых поначалу считали сложными аутистами.
То, что особенные дети учатся вместе с обычными, иногда возмущает родителей вторых, делится психолог. На что он отвечает всегда одинаково:
- В любом коллективе должен присутствовать «неудобный» человек. Ему хорошо, потому что социализируется. Остальным — потому что толерантности учатся.
«Социализированный аутист» — так сам себя называет 32-летний Юрий Тихий. От остальных он только немного отличается движениями и речью. А вообще Юрий — кандидат физико-математических наук. Родился в Киеве, жил с родителями. Когда решил съехать, просто нашёл дополнительную работу. Кроме науки, занимается программированием.
В детстве его считали «странным», только и всего. Было сложно общаться со сверстниками, заводить друзей.
— Мне повезло со школой — там не «травили». Методом проб я понял, что в обществе можно делать, а что нельзя, — вспоминает Юрий. Теперь у него есть и друзья, и коллеги.
О том, что это называется аутизмом, он узнал в 28 лет. Тогда познакомился с психологом, которая ему и рассказала.
- Есть интеллект — можно социализировать, — уверен Юрий. Сейчас он занимается с детьми с аутизмом. Вспоминая свои ощущения, отвечает на вопросы взрослых.
Недооценивать таких детей — самая большая ошибка родителей и педагогов, считает Юрий. Он вспоминает, что именно это замыкало его в себе ещё больше.
***
Тимур тоже в себе, но наружу выходит. Если приглашать. Когда прощаемся, берёт меня за руку и отводит к кустарнику.
— Красивый? — Показывает на лист. Такой же большой, как и карие глаза мальчика.
Наступив случайно на ногу, сразу интересуется, смогу ли вытереть. И только потом:
— Извини. Извини, ладно?