Начальник Центра разминирования ВСУ полковник Родиков с грустью в голосе отмечает: «Мы специализировались на минах иностранных армий, а беда пришла, откуда не ждали. Теперь углубленно изучаем «наши» мины».
Его подчиненные говорят, что самая опасная — ОЗМ-72, которая «выпрыгивает» из земли на метр и поражает всё вокруг. МОН-100 — не менее страшная штукенция. Эта мина подвешивается над землёй на «растяжку». Наши сапёры проводили её полевые испытания. Говорят, что металлические шарики выкашивают траву на 15-20 метров и едва ли не ровчик после себя оставляют. К счастью, боевикам не всегда хватает знаний и сообразительности, и случалось, что они устанавливали «монку» зарядом к себе.
А больше всего сапёры не любят самодельные взрывные устройства (СВУ). Полковник Родиков говорит, что в этот момент начинаются шахматы: тактика и фантазия невидимого врага сталкиваются со знаниями и умениями сапёра. Впрочем, главное — выявить «самоделку». Ведь её не то что не советуется обезвреживать — её полагается уничтожать на месте накладным зарядом. Исключения возможны в редчайших случаях.
Отметим, что в учебных классах Центра разминирования в Каменце-Подольском СВУ-объектам уделяется повышенное внимание. Всё, с чем сапёры когда-либо сталкивались, они «документировали» и затем воспроизводили. И, судя по всему, подходили к этому не без специфического сапёрного юмора. Вот, к примеру, роман Августа Стриндберга «Красная комната» в такого же цвета обложке: откроешь книжицу — и вся комната, сами понимаете, в какой цвет окрасится.
Сотрудники Центра наверняка могли бы рассказать много шуток, особенно на семейно-бытовую тематику, о том, так сколько же раз ошибается сапёр, но сейчас на лицах даже тех офицеров, которых не отпускают в зону АТО, царит сосредоточенность и волнение за своих побратимов, которые выполняют задачи Там. Что уж говорить о тех, кто вернулся из зоны боевых действий.
В Донецкой и Луганской областях сейчас десять групп сапёров общей численностью 50 человек. Некоторые уже по нескольку раз были в зоне АТО и выполняли самые разные задачи.
Например, зачищали от боевиков здание аэровокзала в Донецке. В составе штурмовой группы спецназа оказался и майор А.
- Мы с напарником (сапёр всегда работает в паре – очень тяжело одному) делали проходы в заблокированных дверях с помощью взрывчатки. Пробить из гранатомета не получалось: дырка делается, но человек-то в нее не пролезет. Поэтому решили выбивать двери и сразу проводить зачистку.
Да, было страшно. Но это потом. Когда осознал. А в период выполнения задания не задумывался об этом – все было быстро, делалось на автопилоте. И только через сутки понял, что там же и пули летали, и стрельба нешуточная была. Беспорядочная. Но в течение боя втянулся, стало понятно, кто наш, а кто чужой.
Приходилось параллельно и автомат в руках держать, и отстреливаться, и бегать под пулями. Ребята делали «коридор» - это когда снайперы ведут безостановочный огонь по противнику, а мы выполняем свою работу.
Очень была неприятная картина, когда валялись трупы боевиков вокруг здания аэропорта и не было возможности их убрать. А вот с территории аэропорта они своих забирали. Трое суток провел там.
Затем проводили разминирование, очищали территорию под Славянском, возле Красного Лимана. Таких ужасов, как заминированных тел, я не видел. Были неприятные моменты – самодельные взрывные устройства, очень опасные. Приходилось их уничтожать. Если есть возможность, они уничтожаются на месте – накладным зарядом, можно расстрелять из крупнокалиберного пулемета.
***
А еще в Центре разминирования рассказывают, как один из их товарищей угнал у боевиков танк. Впрочем, офицер украинской армии не может «угнать» - он может отбить свою или захватить технику противника.
Дело было так: боевая машина запуталась в специальной «сковывающей» проволоке и остановилась. Механик-водитель растерялся и сбежал, а украинскому военному квалификации хватило, чтобы «распутать» танк. «Все наши офицеры во время обучения проходили подготовку как механики-водители инженерной техники. А, как мы знаем, инженерная техника – это база любого танка», - поясняет Родиков.
В Центре разминирования тяжело (если вообще возможно) сыскать офицера, который не рвался бы в зону АТО. Майор А., отличившийся при зачистке донецкого аэровокзала, без лишних эмоций в голосе произносит: «Я уже два раза был там и, если будет надо, поеду в третий. Кто-то должен выполнять эту работу».
***
Центр в Каменце-Подольском готовит не только людей. При нем также действует кинологическая служба. Один такой «друг» на входе — и 5-й канал мог бы игнорировать все сообщения о своем заминировании.
Легенда центра — ротвейлер Рэма, которая служила до 16 лет и прошла не одну командировку в Афганистан. Хотя, считается, что оптимальный возраст для службы — 2-6 лет. При этом из десяти собак отбирается только одна, плюс из-за недофинансирования есть вопросы с кадровой подпиткой. В общем, зачастую четверолапые друзья задерживаются на службе.
Собака незаменима во многих случаях. Например, когда имеешь дело с пластиковой миной, которую миноискатель не улавливает. Собака же реагирует на запах взрывчатого вещества.
В центре работают как овчарки, так и лабрадоры. Последние обладают более тонким обонянием, но куда привередливее в быту — боятся холода, сырости. Когда под Славянском зарядили дожди, сапёрам пришлось поработать над обустройством быта для подопечных. А вот «немец», грубо говоря — это безотказный АК-47.
Собаки подбираются по способностям и характеру. А затем уже идет притирка собаки и сапёра. При этом каких-то догм не существует. Если собака – меланхолик, это вовсе не значит, что ее поводырь должен быть, условно говоря, сангвиником. Идет индивидуальный подбор.
Разве что собак-холериков стараются отправлять в охрану. Потому что лишние движения мешают в работе. «Собака обязана идти ровненько, тихонько. Подбежала и села возле тебя, - поясняет Сергей Бруска. - Сангвиники более спокойные и менее агрессивно ведут себя на территории. Не нужно тратить на нее дополнительную энергию, выгуливать лишний раз».
Бруска со своей собакой Брендой в зоне АТО привлекались к выполнению нестандартной задачи — поискам пропавшего экипажа сбитого террористами под Славянском АН-26.
Когда два дня поисков не дали результатов, было решено обратиться к кинологам-сапёрам. Бруска вспоминает: «Самолета почти не было: что-то сгорело/разорвало, что-то под землю ушло. Металл был весь горячий – даже на третий день – и сначала надо было его хоть немного откопать, чтобы он остыл. И когда собаку пустили, она стала садиться на определенные места, сама пыталась что-то откопать. Бренда «натаскана» на взрывчатые вещества, но здесь ей дали личные вещи пилота и бортмеханика. У каждого человека есть свой запах. Кроме останков ребят, она нашла и личный нож пилота, и радиостанцию, кусочек браслета с часов. По сути, это был последний день, когда собака могла взять след».
Бруска говорит, что не слышал, чтобы собака когда-то подрывалась на мине. А вот научить её реагировать на «растяжки» - это высший пилотаж. «Там есть определенные запахи, смазка самих проводков. Это всё тренируется. Как и на самодельные взрывные устройства. Там же состав бывает разный, а в кучу сматывается одним – изолентой, у которой свой запах».
В зоне АТО также отличился Ларс. Овчарка по запаху пороха нашла пулеметное гнездо противника, а на другом задании учуяла мину «МОН-100», которую не заметили украинские солдаты.
В работе собак-сапёров есть один минус. По выходу на пенсию, по инструкции, их полагается усыплять. Исключение составила легендарная Рэма, которая умерла своей смертью.
***
К разминированию привлекаются и дорогущие роботы IRobot (по $140 тыс. за штуку), которые украинским саперам передают американцы. К двум имеющимся машинам на днях добавились еще две. На подходе — три. При взрыве робот разнесет вдребезги. Но человеческая жизнь, вне сомнений, дороже.
При этом за время многолетней миротворческой миссии, например, в Афганистане украинские военные обошлись без потерь. Сапёры предпочитают не ошибаться вовсе.
Полковник Родиков говорит, что любой вооруженный конфликт рано или поздно превращается в минную войну. Сапёры вспоминают, как боевики в Славянске имитировали дистанционный подрыв зданий. Делалось, это для того, чтобы посеять страх среди наших военных. Аналогичная ситуация имела место на Чонгарском полуострове, когда россияне за ночь «заминировали» территорию табличками с изображением разорванной стопы. И подобное воздействие на психику работает — у военных появляется «минная боязнь».
Впрочем, подростки, подорвавшихся в Лисичанске на мине, или подразделения ВС России, минирующие водную акваторию Азовского моря - это уже не имитация, а реальность.
Поэтому для украинских сапёров с каждым освобожденным населенным пунктом работы будет только прибавляться. АТО для них только начинается.
