Ни прошлая власть, ни нынешняя не создали своей картины глобальной победы. Постоянно говорилось о «перемогах», многие из которых можно назвать победами безо всяких кавычек, но речь шла исключительно о победах тактических . Сосредоточенность на вопросе Донбасса в отрыве от Крыма в итоге привела к тому, что Украина оказалась в заложниках у собственного сухопутного мышления, недооценив угрозы с моря. Концентрация на теме миротворцев как панацее от всех военных и поствоенных бед привела к тому, что непосредственно внутри украинского общества так и не была начата серьезная дискуссия об амнистии и прощении – ведь «во всем этом разберется переходная администрация, курируемая ООН, не о чем волноваться».
Эстафета формирования иллюзий была передана Зеленскому и его команде, которые во время своей избирательной кампании не углублялись в тему войны и мира, всячески избегая серьезных форматов, где приходилось бы отвечать на конкретные вопросы. Говорили скорее образами и метафорами: чего стоят только находки спичрайтеров действующего президента, вроде «пусть звучат взрывы фейерверков, а не снарядов!».
Тем не менее, избирательный марафон, ставший для Зеленского поистине триумфальным, закончился. Но в Зе-команде, похоже, упорно не желают этого признавать: по сей день все действия направлены на удержание рейтинга. Делаются громкие заявления, безошибочно бьющие по болевым точкам избирателя Зеленского: «скорейший мир любой ценой», «важнее всего люди», «мы можем начинать строить мост в Станице Луганской, с той стороны сооружения разобрали». Мало того, что последнее не соответствует действительности – этими лозунгами и речевками снова и снова подменяют полноценный разговор о контурах будущего урегулирования. Такой подход заставляет серьезно нервничать тех, чьи жизни «урегулирование через сложные, но необходимые уступки» заденет в первую очередь: жителей прифронтовых территорий и военных. Особенно учитывая, что российская сторона не теряет возможности заполнить информационную лакуну выгодными себе смыслами: после встречи внешнеполитических советников глав стран нормандского формата приближенный к Суркову политолог Алексей Чеснаков поспешил заявить о «разведении сил и средств на всех трех участках», оговоренных Рамочным решением ТКГ от 20.09.2016, и переговорах о «формуле Штайнмайера» как условиях для проведения саммита нормандской четверки на высшем уровне. В то время как представлявший там Украину Вадим Пристайко говорил, что не может назвать всех условий проведения встречи и содержания договоренностей, упоминая лишь «попытку сосредоточить усилия на Станице Луганской».
Позже, в день освобождения украинских заложников, Владимир Зеленский фактически подтвердил слова Чеснакова: следующими шагами к урегулированию новый президент видит отвод сил и средств в Золотом и Петровском, а после – и по всей линии разграничения.
Это заявление оставляет по себе очень много вопросов.
Разведение сил и средств на других участках состоится по образу и подобию отвода войск в Станице Луганской, где отвела свои силы только Украина, продолжая почти что ритуально повторять, что "мы делаем все возможное для урегулирования"? В то время как боевики, подконтрольные РФ, осуществляют провокации и не имеют намерения разбирать свои незаконные фортификационные сооружения.
Что будет после отвода средств на других участках? Формула Штайнмайера в российской интерпретации? Повальная даже не амнистия, а прощение для представителей НВФ?..
И самый главный вопрос, ответ на который определит исход всего происходящего в последние несколько дней: осознает ли украинская сторона и лично президент Зеленский, для чего именно они форсируют события со встречей глав государств нормандской четверки? Имеют ли они стратегию и хотя бы приблизительное понимание того, как противодействовать вызовам, брошенным нам российской стороной?
До тех пор, пока команда нового президента не придет к выводу, что разговора о наиболее важных вопросах, связанных с войной, «простым народным языком и покороче», наряду с другими избирательными «фишечками», и попыток лишь реагировать на повестку, навязанную РФ, откровенно недостаточно – мы будем уступать РФ все новые и новые позиции.
И украинским властям останется делать только то, что делается сейчас – говорить, что выполнение подписанных ранее соглашений в одностороннем порядке якобы является «большой гуманитарной победой и достижением».
Более того: гуманитарное измерение конфликта будет подаваться как нечто, что подчиняет себе все остальные составляющие урегулирования, в том числе и безопасность. Внутренние критики, недовольные таким положением вещей, будут объявлены врагами – ведь речь идет о наших людях, страдающих от войны! Как можно не хотеть, чтобы люди на линии разграничения жили лучше?..
Этот нарратив очень напоминает российские мантры о политической части Минска-2, которая, по мнению официальных представителей РФ, должна идти перед безопасностью и в обмен на ее призрачное обещание в далеком будущем. Вот только риторика о «гуманитарной части превыше всего» продумана противником куда лучше, и ей трудно что-либо возразить: ведь все эти годы украинские лидеры говорили о том, что для нас важнее всего люди, что только мы думаем о гуманитарной ситуации, в то время как боевикам и РФ абсолютно безразлично население оккупированных территорий.
Гуманитарная повестка – от условий жизни на оккупированных территориях до судьбы пленных – это крайне острый вопрос и для украинского общества. В Украине никак нельзя сказать нечто вроде «эти люди в плену так долго, потому что сейчас нет никакой возможности договориться об их освобождении, и в ближайшее время не будет». Любой политик, даже намекнувший на нечто подобное – обречен.
Но этот нарратив все же имеет бреши: никакой гуманитарной повестки не бывает без достижения безопасности. Мосты не строят на минных полях и под прицелами оккупантов. Зоны безопасности не могут создаваться за счет отвода только украинских войск. Прощать и даже предоставлять амнистию боевикам нельзя, не проведя широкий внутренний диалог с украинскими комбатантами, волонтерами и представителями экспертной среды.
Все то, что сегодня делает РФ в гуманитарной плоскости переговоров, называется простым словом шантаж.
У приоритета гуманитарным вопросам за счет безопасности есть и другая сторона: сегодняшняя Украина – это государство, которому навязали Минские соглашения. Обстоятельства подписания этих договоренностей были крайне драматичными по всей линии фронта – причем как в сентябре 2014, так и в феврале 2015 года. Сказать военным, которым в те дни и ночи были отданы заведомо невыполнимые приказы вроде "закрепиться на окраинах Новоазовска" , что все их потери и усилия были напрасны, и теперь мы будем шаг за шагом сдавать собственную безопасность в обмен на видимость урегулирования и «скорейший мир» – это нечто, отстоящее от сколь-нибудь адекватной гуманитарной политики очень далеко. Ведь таким образом этим людям фактически говорится что они – отработанный материал и являются скорее помехой для новой власти. Сегодня можно утверждать наверняка: такая постановка вопроса не будет приемлемой – ни для ветеранов, ни для всех тех, кто так или иначе поддерживал армию в те непростые дни и месяцы.
Новой президентской команде необходимо в кратчайшие сроки пересмотреть собственный подход к словам и формулировкам и хотя бы попытаться взглянуть критически на те нарративы, которые спускаются российской стороной.
Плестись в ложном, навязанном извне дискурсе – значит проиграть, даже не вступая в бой.