Парламент действительно открылся эффектно. Янукович по телевизору, оппозиционеры, не пускающие в зал «тушек», «Свобода», ломающая забор… Но все это хорошо с точки зрения представления, а не с точки зрения политики. Между тем, политические результаты у первых дней работы Верховной Рады тоже есть – и немалые.
Главный результат – это то, что никакой законодательной власти в стране так и не появилось. Парламент мог бы «воскреснуть», если бы у власти в Раде не было бы прочного большинства и ей пришлось бы договариваться по принципиальным вопросам с оппозицией – с настоящей оппозицией, а не с коммунистами. Но большинство есть – чтобы там ни рассказывал нам товарищ Симоненко.
Коммунистическая фракция будет голосовать за все, что действительно нужно «регионалам» – и в этой ситуации даже «тушки» будут появляться не тогда, когда это будет связано с голосованием, а тогда, когда появится необходимость нанести удар по политическим позициям Яценюка или Кличко. У Партии регионов есть все возможности голосовать так, как нужно президентской администрации – и оппозиция может помешать этому только физически, то есть временно. Опыт предыдущих противостояний показывает, что если у власти действительно есть настоятельная – прежде всего финансовая – необходимость что-нибудь протащить, ее может остановить только отсутствие голосов, но не драки у трибуны. Нет никаких оснований считать, что сейчас будет иначе.
Идея о том, что теперь в парламенте есть «настоящие» радикалы – и они-то уж точно всех запугают – мне тоже кажется весьма утопичной. Во-первых, «свободовцы» – будь они настоящими радикалами – никогда не усадили бы своего представителя в парламентский президиум, рядом с «регионалом» и коммунистом, которого они хотели бы запретить. Согласие «Свободы» на то, что именно ее представитель будет в этом президиуме заседать от оппозиции отражает стремление к легитимации, которое в конечном счете может оказаться сильнее радикализма. Во-вторых, в истории украинского парламентаризма уже были случаи, когда меньшинство успешно блокировало работу большинства – и тогда большинство просто собиралось в другом здании и принимало нужные решения. В-третьих, радикализм «Свободы» может быть на руку и власти, и отдельным ее представителям.
Самый наглядный пример – история с украинским языком на трибуне. Нет ничего проще, чтобы заставить говорить по-украински номенклатурщиков старой формации – Рыбака или того же Азарова, который старается читать тексты на государственном языке чуть ли не с первого дня своего пребывания в должности, а на этот раз, к искреннему моему удивлению, даже пытался отвечать по-украински на вопросы депутатов. Но для Рыбака, Азарова, да и для Януковича и даже для Симоненко украинский язык – атрибут официальной жизни, так сложилось еще во времена Кучмы. А вот для их более молодых соратников, которые пришли в политику на волне противостояния 2004 года, украинский язык – это «маркер» «оранжевых». И уже скоро многие из них поймут, что настоящим героем населения Юго-востока станет тот, кто будет отстаивать право говорить на родном – русском – языке с парламентской трибуны. И именно этому герою – а не престарелым политикам, обучающимся украинскому – обеспечено политическое будущее в Донецке, Одессе и Крыму.
Колесниченко, который говорит по-украински не хуже Фарион, это уже понял, скоро к нему подтянутся и другие. И тогда внутри Партии Регионов возникнет сильная «русская» фракция, на фоне противостояния которой со «Свободой» и другими оппозиционерами региональные «патриархи» будут выглядеть настоящими центристами, уравновешивающими радикалов. О том, что дискуссия на каком языке говорить в парламенте является успешной подменой самого содержания выступлений, я уже и не вспоминаю. Но в самой языковой проблеме, подчеркиваю, ничего нового нет – литовский парламент перешел на родной язык и отказался даже от синхронного перевода на русский еще в 90-е, с тех пор я и приучился понимать на литовском политическую лексику и ничего, выжил. Отличием было только то, что в сейме не было тех, кто готов был спекулировать на языковой проблеме и рассчитывать на понимание избирателей – а в Раде их вагон и еще маленькая тележка.
Может ли парламент в этой ситуации превратиться из места трансляции дешевых зрелищ во власть? Может. Но для этого необходима переоценка своих интересов группами во власти и их готовность отмежеваться от президента – проще говоря, переформатирование большинства. Причиной такой переоценки может стать экономический кризис – но неясно, какие баллы шторма отрезвят украинских «олигархов» и их группу поддержки и позволят понять, что фактическое уничтожение законодательной власти и превращение ее в посмешище ведет нас в никуда.