Действие происходит в 1970-е. Джек (Мэтт Дилон) во фриковатых очках едет на клаустрофобном красном фургончике без окон. Машину останавливает блондинка в элегантном пальто с домкратом в руке (Ума Турман). У нее сломался автомобиль, и она просит подбросить ее до ближайшего автосервиса. Попутчица оказывается немного глупой и без устали щебечет о том, что бы с ней сделал Джек, будь он серийным убийцей. И в результате получает домкратом по голове. Это не спойлер, этот фрагмент все могли видеть в трейлере фильма: неудавшийся архитектор Джек — действительно маньяк, человек, который складывает трупы в морозильную камеру между коробок с пиццей, «которая в темном чулане хранится в Доме, который построил Джек».
Первое убийство – самое незатейливое. Всего же в фильме показано пять эпизодов из его жизни — пять случайных убийств, включая детей (из трупов которых он мастерит чучела). Джек настолько же хладнокровен, насколько аккуратен и в то же время хаотичен. Он может бессчётное количество раз возвращаться на место преступления, чтобы вытереть следы крови, а потом протащить окровавленное тело жертвы прямо по шоссе, прицепив к фургончику.
Ларс фон Триер вернулся в Канны (откуда его несколько лет назад изгнали за признание в любви к Гитлеру), чтобы опять шокировать публику – примерно сто зрителей в ужасе выбежало из зала во время премьеры. Фильм, представленный вне конкурса, одновременно смешной и очень жестокий, с постоянными отсылками к фигуре пианиста Гленна Гульда и западноевропейской живописи, с кратким курсом введения в жизнь политических тиранов, с дантевским путешествием через ад с Вергилием (Бруно Ганц). Главная мысль, которую величественно несет Триер зрителям, – это то, на сколько далеко художник может зайти в собственном искусстве. По Триеру, и Сталин, и Гитлер были великими живописцами Холокоста, гранд-мастерами искусства убийства, в котором так хорош Джек.
Автора этой статьи нельзя назвать поклонницей творчества режиссера Триера. Триер – режиссер, чья слава идет еще из 1990-х, от засмотренных до дыр VHS-кассет, которые передавали из рук в руки с целью привлечь как можно большее количество людей к пресловутому арт-хаусу. Его призванием всегда было шокировать, заставлять ненавидеть одних и преклоняться – других, самых наивных и неопытных – погружать в депрессивные мысли о несправедливом устройстве мира. Уровень аморального насилия в «Доме, который построил Джек», прямо скажем, зашкаливает. Для того, чтобы смотреть этот фильм, нужно подготовиться, чтобы знать, в каком месте закрыть глаза. Как принято считать, в искусстве должны цвести все цветы, поэтому эстетизация насилия также имеет право на жизнь. Но, кажется, Триеру попросту больше нечего сказать, кроме как выуживать из воспаленного воображения образы самых зверских убийств.
Самая простая метафора, которую он использует, – искусное перефразирование цитаты Уильяма Блейка, о том, что в природе есть тигры и есть ягнята. И, так уж сложилось, тигр убивает ягненка, но в момент смерти ягненок «получает дар вечной жизни в искусстве». Поэтому, можно подумать, что жертвам Джека повезло стать вечными мучениками, что освобождает убийцу от груза вины. Но, на первый взгляд, в аморальном мире Триера существует мораль: в финале Джек получает по заслугам. Что же тогда вообще выносит зритель из этого сеанса, кроме заряда адреналина, полученного посредством созерцания изощренных пыток и убийств? Да ничего.
«Дом, который построил Джек» – сплошное надувательство, мыльный пузырь, возникший из воздуха, наэлектризованного жаждой славы и самоутверждения.
Сейчас Триер признается, что работа над последним фильмом отняла у него столько сил, что теперь у него разве что хватит терпения на пару короткометражек. Режиссер болен алкоголизмом, обсессивно-компульсивным расстройством, а теперь, кажется, к этому букету, еще добавилась и мания величия. Так как Джек – конечно же, не кто иной, как сам Триер, изгнанный из Канн творец, триумфально вернувшийся на Круазетт.