Занавес открывается, темный экран – за кадром звучат два голоса, которые будут со зрителем на протяжении всего фильма. Один голос принаджелит главному герою – Джеку, инженеру и серийному убийце (Мэтт Диллон); второй – его собеседнику (Бруно Ганц). Ему Джек будет рассказывать о своих жертвах, теориях и благодаря ему попытается утвердиться в главном: что он, на самом деле, художник, а не какой-то там мясник. Этот тезис нам ярко проиллюстрируют примерами из музыки (видео с Гленом Гульдом), архитектуры (сюрприз для тех, кто помнит про выходку с Гитлером семилетней давности), визуального искусства и кино. Последнее, к слову, будет представлено нарезкой из фильмов самого Триера, и закрепит зрителя в понимании: “Дом, который построил Джек” – это исповедь самого режиссера. Исповедь про ад бытия человеком, который думает, что он художник.
“Ты никакой не архитектор, ты инженер”, – ковыряется в эго Джека человек с голосом Бруно Ганца – то ли тюремный терапевт, то ли внутренний критик (в конце выяснится, кто, но мы не будем спойлерить). Джек, как и многие известные нам экранные психопаты, хочет быть известным и даже причаститься к миру тех, кто творит искусство. Но, присмотревшись поближе, понятно, что он действует без какой-либо логики, оправдывая свою жизнь глупыми графоманскими теориями и экспериментируя со средствами и методами убийства. Другими словами, серийный убийца из него так себе. Соответственно, дело не в убийствах, хотя они здесь неуместно подробные, о чем даже в программках каннских предупреждают; а фильм не о серийном убийце, хотя именно так его и анонсировали (верить анонсам Триера – последнее дело, скажем честно).
Весь фильм – это испытание границ. Можете переварить это? Ладно. А здесь вас еще не затошнило? Хм. А, может быть, вот так? Убийства детей, пытки, видео с Гитлером (очевидный средний палец в адрес Каннского кинофестиваля), ультранасилие, словом, все, что вы читали об этом фильме, – правда. Триер, совершенно очевидно, издевается над своим зрителем, прикрываясь, и то и всерьез ставя перед собой высокохудожественные цели. Штука только в том, что в случае с фильмами Триера еще неизвестно, кому от них хуже – нежным и нервным зрителям, или ему самому, депрессивному художнику с алкоголизмом, пытающемуся выразить себя. Об этой боли – финал “Дома, который построил Джек”, несколько примиряющий тех, кто до него дожил, с тем, что происходило в других сценах фильма.
“Как далеко может зайти художник?” – главный вопрос “Дома, который построил Джек”. В какой-то момент складывается впечатление, что режиссер просто технически увеличивает градус насилия, чтобы выяснить, уйдут зрители, или нет. Но публика, натренированная “Игрой престолов” и сериалами про маньяков, послушно сидит и два с половиной часа пытается вникнуть в то, что же хочет сказать нам автор. Автор, уже не раз прошедшийся асфальтоукладчиком по всем нашим рецепторам, тем временем, пытается умоститься на всей клавиатуре сразу, не размениваясь на то, что будет сегодня исполнять.
Будет большой соблазн объявить этот фильм шедевром, а всех, кто его не переварит, обвинить в том, что они не разбираются в искусстве. Другой риск – отнестись к всей этой психоневрологической карусели слишком серьезно, решить, что Ларс фон Триер – самозванец и ему не место на кинематографическом Олимпе. Надо попробовать остановиться где-то посередине и не бросаться в крайности: в конце концов, Триер, как и любая drama queen, этого и добивается – дорогой, между прочим, ценой, мучая не только экранных жертв, но и самого себя.
Проблема только в том, что “Антихриста” было интересно обсуждать, разные версии “Нимфоманки” было любопытно сравнивать, а вот “Дом, который построил Джек”, как любая подробная исповедь о своем уставшем, но все еще богатом внутреннем мире, выветривается из головы очень быстро. Интимность замысла придавлена пышностью формы, обилием диалогов и замороженных трупов, но зато в конце все с облегчением проваливаются в преисподнюю под звуки рок-н-ролла.