Что ощущает человек когда в него попадает пуля? В моём случае лишь лёгкий толчок в грудь и красное пятно расплывающееся на футболке. 9 миллиметров меди и свинца вошли в сантиметре от сердца и пробив насквозь лёгкое вышли с другой стороны. Второе попадание в руку я по началу вовсе не заметил. Боль пришла гораздо позже. По странному стечению обстоятельств у того, кто хотел меня добить заклинило пистолет и всё ограничилось пинками в голову и корпус. Меня отволокли на улицу и оставили в покое на некоторое время. С каждой секундой становилось всё труднее дышать, из груди доносились хрипы и треск, а подо мной уже образовалась лужа крови. Скорая прибыла вместе с милицейским подкреплением. Бойцы беркута в чёрной форме повалили на землю моего отца, который сидел рядом в наручниках и принялись избивать. Я хотел что-то закричать, но не мог. Врач поставил мне капельницу и попросил подержать ёмкость с лекарствами одного из стоявших рядом. Тот шагнул в сторону со словами "Пусть сдохнет". Другой, оказавшийся впоследствии полковником милиции, взял капельницу и произнёс "Обязательно, только пусть сначала даст показания". Меня куда-то понесли и на время реальность исчезла.
Возвращение в этот мир было довольно болезненным. В горле трубка аппарата искусственной вентиляции лёгких. Сказать ничего не выходит, пошевелиться тоже. Руки и ноги прикованы к кровати. Остаётся только вращать глазами да пытаться понять где я и что со мной. Реанимационная палата после двух суток в коме. Жара, духота, из живота и боков торчат какие-то трубочки. Видения, в которых меня давило стенами и даже через наркоз ощущение, что внутри кто-то ковыряется. Профессор, который делал операцию позже скажет, что мне повезло. Пуля не задела сердце и прошла между рёбрами. Через некоторое время кто-то заметит, что я открыл глаза и меня отключили от аппарата. Первый допрос произойдёт прямо в реанимации. Ещё плохо соображая я говорил следователю, что ничего не помню. Его это очень злило и он обещал вылечить мне память.
Как только меня выписали из реанимации в обычную палату я понял, что означали эти обещания. Оперативники в гражданском и конвой из беркута вывозили в пустую палату и требовали признаний. А когда их не было били по голове дубинками и книгами. Давили на послеоперационные шрамы. Вешали на наручниках застегнув руки назад. Не давали есть, будили как только я пробовал заснуть. Иногда они даже не удосуживались выездом в пустую палату, а всё делали при людях, которые лежали на соседних койках и молча отворачивались со страхом в глазах. В один из таких дней врачи выгнали оперов из палаты со словами "Мы не для того его спасали, чтоб вы тут убили". Временами, когда конвой отвлекался мне удавалось выпросить укол обезбаливающего. Но в целом меня хватило не на долго.
Примерно через неделю я пытался зубами вырвать пробку катетера на шее, но не достал. Слышал из разговоров врачей, что если туда попадёт воздух, то я умру. Смерть тогда казалась не самым плохим вариантом. Дней через десять я согласился со всем, что от меня хотели и стал подписывать бумаги не глядя. Каждый раз меня обвиняли в чём-то новом. То в подготовке покушения на Путина и Януковича, то в нападениях на инкассаторов. Под конец остановились на том, что я с неизвестными лицами грабил банки и тратил деньги неизвестно куда. Даже сказали произнести признания на камеру. Мне было без разницы, я соглашался на всё, лишь бы оставили в покое. Потерпевшие по моему делу лежали на том же этаже, но в люксовой палате. Иногда они заходили посмотреть на меня и ехидно смеялись. Некоторые смены конвоя фотографировали меня на телефоны и глумились, некоторые относились равнодушно. С одной из смен удалось найти общий язык и они сказали, что я зря долго не соглашался подписывать признания, всё равно сломали бы. От них удалось узнать, что пока я был в коме приезжал министр Могилёв. Потерпевшим он выдал медали, а на меня посмотрел и сказал, что если выживу он даёт зелёную. Разрешение на применение любых методов. А кто-то из врачей выдал справку, что допросы проводить можно и отрицал перед журналистами факт пыток. Были и редкие лучи солнца в этом тёмном царстве. Некоторые медсёстры меня тайком кормили. С соседями по палате запрещали разговаривать, но один парень лежавший на соседней койке после падения с высоты запрет нарушил. Когда конвой не видел он однажды достал телефон и дал позвонить маме. 30 дней это не так уж много, но этот месяц был самым длинным в моей жизни.