Эти люди идут на войну так, что остаются на ней навсегда. Вне зависимости от того, выжили или нет. Для достойной жизни и славной смерти не имеет значения, добровольцы они, контрактники или призывники. Ведь всегда есть способ "откосить" или остаться среди равных. Увы, не только в вечной славе среди мертвых, но и в неизбежном забвении большинства живых, если ты искалечен.
Карма, что гонит жизнь нашу к смерти, по выражению поэта Лоуренса Ферлингетти, приводит их, самых обычных сельских парней, к обретению благородства через подвиг выбора.
Первые принцы крови ушли на фронт с Майдана, воодушевленные пониманием Европы и всего мира. И гибли, продолжая романтически грезить о «кавалерии», звездно-полосатых морских пехотинцах или хотя бы сводной европейской бригаде под синими флагами со звездным нимбом, спешащими на помощь. Но между поддержкой и помощью глубочайшая пропасть собственных интересов, которую нельзя преодолеть с этой стороны семенящими шажками подростковой демократии, как нельзя с той выстроить мост из одних лишь "глубоких озабоченностей".
Другие пошли из чувства личной мести режиму, который у них отобрал все и начал низводить до уровня рабов ХХI века. А месть - самое древнее и неистребимое человеческое свойство. И в этом кровавом меню блюдо мести было и холодным, и горячим, и было его много, и еще осталось с лихвой.
Третьи – ушли вместе с друзьями и единомышленниками, в одиночку, возможно, и не решась бы на такое. Но перед миром было стыдно, а на миру и смерть красна, и она пришла именно так.
Так, без особо пафоса. А еще были они увлечены могучим порывом и примером первых добровольцев. И сами в итоге оказались не хуже. А оглядевшись - стали порой и получше.
Этот мир - кажущаяся противоположность евроатлантическому, где села остались на уровне 50-х годов, райцентры – 80-х, а областные центры и вовсе смотрят на города-миллионники сквозь мыльные пузыри телеэкранов, радуясь вранью радужному и кривясь от щелочного. Но эта древняя полянско-древлянская грибница гражданского общества после Майдана развилась необычайно бурно, обтекая естественное сопротивление глубоких и толстых властных корней, захватывая и влияя на те участки массового сознания, которые до недавних пор считались исключительно фольклорными. Честь рода, семейная традиция, голос крови и зов родных лесов, полей и рек. Завистливые обзывалки москальских глашатаев нас «укрофашистами» произошли от дикой ревности и профессиональной зависти. Потому что на их фекальной гидропонике постсоветской пропааганды никакая национальная идея вырасти по определению не могла как бы не старались кремлевские опарыши. А у нас взяла и выросла, тоже вопреки разным политическим мичуринцам.
Национальная идея не возможна без наличия ее благородных носителей, чей личный выбор не всегда ими даже осознан, но они – проводники высшей воли, созидающей и растворяющей государства и народы. В обычном устоявшемся взрослом обществе – это рыцарская аристократия, хранители Грааля чьи внуки составляют элиту элит и порождают всевозможные слухи о тайных заговорах, мировых правительствах и ложах посвященных. Но это просто - лучшие люди, лучшей породы, чем их окружающие, и эту страшную неполиткорректную тайну в мира знают все от мала до велика, только играются в равенство.
Есть и другое происхождение благородства. Не зря существует в европейском эпосе история простака Парцифаля, воспитанного в лесном уединении, юноши, одарённого рыцарскими доблестями, но лишённого рыцарской куртуазии, переживающего ряд полукомических приключений и с трудом усваивающего «вежество» подлинного рыцаря, и в результате оказывающегося искупителем человечества. Отличительной чертой Парцифаля и его сильной стороной является верность – не кому то, а исключительно собственным убеждениям, которым он неуклонно следует.
Этот второй формат как раз и появляется в нашем запоздалом украинском средневековье.
Принцы крови, согласно медиевистике – это законорожденные потомки королей в мужском колене. Наши – потомки запорожцев, воинов УНР и бойцов УПА, подпольщиков и диссидентов. Прямее не бывает. Это грибница национальной исторической памяти проросла в их подсознание, выпрямила и позвала в бой.
Судьба принца – быть убитым. Но вначале, как говорит Шекспир, принц слышит и понимает слова отца «Прощай, прощай! И помни обо мне».
Принцы украинской нации несут память о своих великих отцах на кончиках мечей и штыков. Мы не можем этого принять, не поранившись. Если не телом, так хоть душой. И трудно судить, что больнее и гибельнее.
Но шанса пролить кровь нам тоже никак не избежать. Лучше, конечно, вражескую. Ибо лучше жизнь в некрасивых доспехах, чем красивая смерть. Потому что позади – королевство, ждущее своих возмужавших королей...