Д ’Артаньян умер, да здравствует Зидан!
Европейский Союз был построен на руинах национальной Европы. После Второй мировой войны национальная идентичность стала понятием сомнительным, и ее размывание через передачи суверенитета, создание единого рынка и упразднение границ рассматривалось в качестве залога мира и процветания. Об этой позиции напомнили господа Баррозу и Ван Ромпей 10 декабря 2012 года в Стокгольме, во время своего выступления на церемонии вручения нобелевской премии мира Европейскому Союзу.
С этой точки зрения, массовый наплыв мигрантов из неевропейских регионов – явление само по себе положительное, и помимо всяких экономических соображений, эти мигранты участвуют в размытии национальной идентичности, способствуют смешению кровей, участвуют в смешении народов. Д ’ Артаньян умер, да здравствует Зидан! Эту позицию не разделяет общественное мнение, и даже не разделяют власти европейских государств, но как мы убедимся ниже, это ничего не меняет.
Миграционная политика не подвластна политической власти европейских государств
Вот уже три десятилетия как иммиграция иностранцев в Европу подчиняется не экономическим соображениям, а принципам прав человека. В области миграционной политики действия государств ограничивает множество нормативных документов, защищающих права иммигрантов. Взять хотя бы Европейскую конвенцию о правах человека, подписанную всеми государствами-членами ЕС: она запрещает коллективное выселение иностранцев (статья 4 дополнительного протокола N °4), ее дополнительный протокол N °7 обеспечивает процедурные гарантии выселения иностранцев (полиция не имеет права выдворять иностранца из страны, не получив соответствующего ордера), наконец, статья 8 Конвенции признает, что «каждый человек имеет право на уважение его частной и семейной жизни».
После ратификации Лиссабонского договора всеми европейскими государствами, миграционная политика полностью перешла в подчинение совместным решениям, принимаемым большинством в Европейском совете. Единственная прерогатива, оставшаяся в распоряжении у государств – это «фиксировать объемы въездов на их территорию выходцев из третьих стран с целью поиска работы» (статья 63 пункт 5°).
Эта прерогатива не обеспечивает никаких национальных средств контроля реальных въездов иммигрантов, учитывая то, что 80% из них въезжают в Европу на правах воссоединения семьи, а не поиска работы. Всяческие попытки правительств, находящихся под давлением все более неблагосклонного к иммиграции общественного мнения, ужесточить собственное законодательство в миграционных вопросах наталкиваются на стены надгосударственного юридического арсенала.
Почему «Мохаммед» а не «Сергей»: секреты самоподдерживающейся иммиграции
Миграционные потоки в Европе в основном питаются семейными связями . Во Франции семейные потоки представляли собой около 40% от всех въездов из третьих стран уже в середине 90х годов. В 2007 году их доля выросла до 55%. Количество человек, въехавших в страну под видом «членов семей граждан Франции» в период с 1996 до 2003 года увеличилось вчетверо. 60% этих «французов», приглашающих во Францию членов своих семей, происходят из Магриба.
Семейная иммиграция, против которой европейские государства ничего сделать не могут, разве что, отозвать Европейскую Конвенцию, влечет за собой иммиграцию, которая самовоспроизводится и играет на руку «старым» иммигрантам, прибывшим в Европу в 60х годах прошлого века (Африка и Магриб). В 2006-2007 годах 63% людей, въехавших в страну в качестве супругов французов, ехали к человеку иностранного происхождения. Этот же показатель составляет 63% среди супругов французов тунисского происхождения, 66% марокканского и 81% – алжирского. Также эта цифра составляет более 80% среди супругов французов турецкого происхождения. Подобная статистика – с локальными вариациями – имеется в большинстве европейских стран. Поскольку подавляющее большинство «Сергеев» желает иммигрировать в Европу для того, чтобы там работать, а не воссоединиться с членом своей семьи, понятно, почему их насчитывается меньше, чем «Мохаммедов», располагающих обширными семейными связями в крупных общинах, образовавшихся в течение некоторых десятилетий.
Какой толк для Европы?
Давайте отложим разговоры этнического и религиозного характера относительно совместимости различных цивилизаций и пристально рассмотрим, что же происходит в экономической плоскости. Показатели занятости иммигрантов «незападного» происхождения (т.е. тех, кто происходит из «семейной» группы) в общем значительно ниже этих же показателей среди граждан местного происхождения.
В Нидерландах они составили 54% среди людей «незападного происхождения» возрастом от 15 до 65 лет, и даже 49% среди людей марокканского происхождения, против 68% среди людей голландского происхождения в этой же возрастной группе.
В Норвегии в этом же году эта цифра составила 56,6% среди иммигрантов азиатского происхождения и 49% среды выходцев из Африки, против 71,6% среди местного населения.
И напротив, показатели занятости среди иммигрантов из других европейских стран, в частности, из недавно присоединившихся к Европейскому Союзу восточноевропейских стран, превышают соответствующую цифру среди местных граждан (75,9%). Особенно любопытен случай Норвегии: исследование, проведенное в 2005 году Тирой Экхауген из Департамента экономических исследований Университета Осло, выявило искаженное воздействие щедрой системы социального перераспределения на миграционные явления. Мигранты, получившее недостаточное образование, имеют намного больше возможности жить на социальное пособие, чем иммигранты, получившие высшее образование в своей родной стране. Интересный факт – последние больше склонны покидать Норвегию, в стремлении найти в других странах более высокую зарплату, чем может им предложить норвежский, относительно элитарный рынок. Если резюмировать – щедрая система социального перераспределения стимулирует «семейного» иммигранта остаться в стране, и подталкивает того, кто приехал работать, покидать ее…
Иммиграция сама по себе не плоха, и некоторые типы иммиграции значительно повлияли на культурный и экономический взлет многих стран, к тому же, не следует забывать об относительности понятия «местный» или «иммигрант» ( кто по-настоящему является « местным» в Украине, во Франции или в Германии?). Но подходит ли термин «иммиграция» для описания явления, которое разворачивается у нас на глазах в Европе в последние три десятка лет? Это понятие предполагает, что речь идет о скорее индивидуальном действии, чем коллективном (мы же не можем сказать, что «визиготы» иммигрировали в Европу в 3-5 веке), и тем более, оно предполагает растворение оригинальной культуры мигранта в культуре страны, его принимающей. С этой точки зрения, Европа с каждым днем все больше походит на мозаику из диаспор, на нагромождение общин, мало разорвавших или не разорвавших вообще свои связи со странами своего происхождения. Ликовать или причитать по этому поводу ? Даже притом, что складывается впечатление, что общественному мнению в Европе эти изменения по нраву, нет никаких сомнений, что исчезновение национальной идентичности европейских стран соответствует желаниям господ Баррозу и Вана Ромпея…