Свое обещание артистка сдержала очень скоро: приехала в Киев уже четыре месяца спустя в июне. На этот раз чтобы выступить в роли Одетты/Одилии в спектакле «Лебединое озеро», приуроченному к 20-летию установления дипломатических отношений между Украиной и Грузией. Тогда LB.ua и удалось пообщаться с мировой звездой балета. Нина Ананиашвили интересна не только тем, что провела на сцене Большого театра рекордные 23 года, параллельно с этим всегда оставаясь желанным гостем (а часто и примой-балериной) множества мировых подмостков, но и тем, что добилась возрождения грузинского балета. За несколько лет на посту балетмейстера Тбилисского театра оперы и балета она «вытащила» свою труппу из практически полного забытья на первые позиции в «карте балетного мира».
«При балетмейстере Вахтанге Чабукиани наш театр отличался своеобразным репертуаром и почти не гастролировал, – поделилась в интервью LB.ua Ананиашвили. – Потом был двадцатилетний период трудной жизни для Грузии, тогда внимания искусству никто не уделял. Возрождение началось совсем недавно: мы начали гастролировать, участвовать в фестивалях, нас приглашают выступать в странах, где проводятся дни Грузии». По мнению Ананиашвили, в последние годы в ее родной стране изменилось и восприятие балета публикой: если раньше на обычные репертуарные спектакли (когда нет премьерных показов или заезжих знаменитостей) продавалось от силы с десяток билетов, то сейчас эта цифра выросла до 300-400.
Также в интервью LB.ua Ананиашвили рассказала, что за свою 30-летнюю карьеру балерины старалась изменить и отношение мировых хореографов к своим российским коллегам. Ведь несмотря на то, что русская балетная школа считается одной из лучших в мире, российские балерины часто пользуются дурной славой. Виной тому – излишняя звездность и скверных характер московских и питерских прим: «Я сталкивалась с тем, что в некоторых театрах не хотели ничего даже слушать о русской балерине. Потому что предыдущие русские балерины вели себя ужасно. Мне приходилось с большим трудом доказывать: не все такие, есть русские балерины, с которыми можно работать».
Ваш партнер по спектаклю «Лебединое озеро» Денис Матвиенко меньше года назад возглавил балетный цех столичной Оперы, вы занимаете аналогичную должность в Тбилисском театре оперы и балета с 2004 года. Как более опытный руководитель, и эксперт в этой сфере, вы отмечаете какие-то перемены, которые произошли за последний год в киевском театре?
Я не очень хорошо знаю, что было в киевской Опере до прихода Дениса, я не танцевала здесь раньше. Думаю то, что Денис стал художественным руководителем — нелегко для него, но для киевского балета — это хорошо. Он международная звезда, его везде знают, он танцует на лучших площадках мира: в Питере, в Большом, на западных сценах. То есть он знает, как живет мир балета сегодня. И я думаю, что благодаря этому опыту, он сможет сделать репертуар театра более современным. И это необходимо, современное видение необходимо сегодня в любом театре. Но Денис только приступил к работе, чтобы были видны реальные изменения нужно больше времени.
Вы худрук балетного цеха Тбилисского театра оперы и балета уже восемь лет. Этого времени достаточно, чтобы реформировать балетную труппу?
Руководить балетным цехом тоже самое, что растить ребенка. Я иногда чувствую себя многодетной матерью. Это очень трудно. Мне потребовалось 8 лет, что бы создать такую труппу, которая у меня сейчас. Я воспитала новое поколение. По истечении 8 лет, я могу сегодня сказать: эта труппа именно такая, как я хочу. Мне нравится, что они делают, и как они это делают. Сперва нам было сложно ставить модерный балет, сейчас для них это нормально. Когда я раньше привозила нового балетмейстера, мои артисты спрашивали: «Как то, что он говорит вообще, можно танцевать?». Сейчас у меня молодая труппа. Они по-другому мыслят и реагируют. Но моментально такого добиться невозможно — нужно время.
В 2008 году вы заявили, что Грузия, наконец-то, появилась на карте балетного мира. Прошло четыре года. Вы можете сказать, что ваша родина утвердилась на этой позиции?
Конечно. До 2008 года все знали грузинские национальные танцы. Но о том, что у нас существует классический балет знали, наверное, только в Советском союзе. При балетмейстере Вахтанге Чабукиани наш театр отличался своеобразным репертуаром и почти не гастролировал. Потом был двадцатилетний период трудной жизни для Грузии, тогда внимания искусству никто не уделял. Возрождение началось совсем недавно, мы начали гастролировать, участвовать в фестивалях. Например, сейчас я уже третий раз везу труппу в Японию. Денис Матвиенко, кстати, на этот раз тоже летит с нами. Нас приглашают выступать в странах, где проводятся дни Грузии. Мы, конечно, всегда откликаемся, потому что для престижа страны важно показать, что у нас есть не только национальные танцы.
В репертуаре Национальной оперы Украины модерный балет появился совсем не давно, только в апреле 2012 года. У вас в Тбилисской опере это направление более развито.
Да, у нас в репертуаре есть потрясающий современный балет «Сагалобели», который есть только у нас. Это очень красивый современный балет свободной пластики под грузинскую народную музыку. Его поставил русский хореограф Юрий Посохов. Еще у нас есть балеты чешского хореографа Иржи Килиана. Я очень была горда, когда первая на всем постсоветском пространстве получила его балеты. Он тогда не шел ни в Большом театре, ни в Мариинке. Килиан – гений в современной хореографии. И что очень важно, на его работах растут молодые талантливые хореографы. Также только у нас идут четыре балета Алексея Ратманского. Я очень люблю их танцевать. Только что мы поставили балет Юрия Посохова «Отражение» (Reflections). Это замечательный неоклассический балет: девушки в пачках, но хореография абсолютно современная. Мы возобновили оригинальный балет Бурнонвиля, который ранее был утерян. 103 года эта музыка не звучала нигде.
Сегодняшний театр не может жить одной классикой. Не иметь сегодня в репертуаре современную хореографию – это не развивать театр.
Если современный балет так необходим, почему во многих наших театрах ему отводиться второстепенная роль? Это связано с тем, что публика лучше откликается на классику?
Конечно, кому-то нравиться только классические спектакли, особенно старшему поколению. Отсутствие современной хореографии – бич всех театров на постсоветском пространстве. И это связано с тем, что в СССР модерного балета не было. Все танцевали одно и то же, во всех театрах был одинаковый репертуар. Из-за этого не выросло поколение балетмейстеров – они все были похожи друг на друга. У них не было возможности соединять в своем творчестве разные стили и направления. Не потому, что нам это чуждо, а потому что мы не были воспитаны в этом ключе, мы не знали, что такое возможно, мыслили иначе.
Замкнутый круг: нет традиций модерного балета – нет хореографов, нет хореографов – не появляются традиции. Когда же удалось его разорвать?
Я стала мыслить по-другому, когда столкнулась с Джорджем Баланчиным, сейчас он считается классикой. Но на самом деле Баланчин – был реформатором балета на пуантах, классического балета. Его работы – основа того, как тело может двигаться свободно. (Джордж Баланчин (Георгий Мелитонович Баланчивадзе) – грузинский хореограф, положивший начало американскому балету и современному неоклассическому балетному искусству в целом, – LB.ua)
Премьер Большого театра Николай Цискаридзе часто повторяет, что люди в наших широтах физически не созданы для модерного балета...
Может быть, его тело и не создано! Я бы не обобщала!
На примере собственной труппы вы видите, что это не так?
Ну скажите, разве танцовщик Юрий Посохов из другого теста создан, или у него другие кости? Просто одному человеку дано, а другому – нет. У нынешней молодежи, из-за того, что они воспитались по-другому, нет проблем с современной хореографией. У меня тоже есть этот комплекс, что я в современном балете выгляжу хуже. Но я не боюсь пробовать. Например, я дала совершенно не известному мне хореографу поставить балет в честь моего юбилея. И получилось очень интересное зрелище.
Вас называют реформатором балетного искусства, например, за то, что вы для подготовки танцовщиков в своем театре ввели в тренировки элементы традиционных китайских боевых искусств. Вы продолжаете этот эксперимент?
Да, что я сделала: в своей балетной школе к стандартной вагановской методике я добавила отдельные уроки Тай-чи (Тай-чи, Тайцзицюань – один из видов ушу – LB.ua). Считаю, что благодаря этой гимнастике можно более правильно и естественно развить растяжку ребенка. Та гимнастическая растяжка, которую традиционно используют в балете, слегка грубовата: она силой ломает детей, не зависимо от того что дано им от природы. Тай-чи помогает укрепить мышцы, ведь часто дети быстро вытягиваются и кости не успевают укрепиться должным образом.
Раньше вы говорили, что такие нововведения не дают моментального результата, чтобы это повлияло на пластику танцовщиков нужен ни один год, вы уже видите перемены?
Результат, конечно, есть: ноги танцовщиков стали намного крепче. Однако мне бы хотелось, чтобы этих уроков было больше, сейчас они идут всего раз в неделю. Но это проблема расписания. Наши ученики и так до восьми вечера в школе: они учат все общеобразовательные предметы плюс по полтора часа специальные предметы. Они очень заняты.
Что учат малыши на специальных предметах?
У нас в школе обучение начинается с шести лет, хотя традиционно балету принято учить с восьми. Но я посчитала нужным ввести подготовительные классы. Эти два года дети ходят на спектакли, обучаются музыке. Многие в этом возрасте еще не знают, что такое балет, потому мы их постепенно подводим к занятиям танцами. Когда они немного «поварятся в нашем соку», педагогу будет легче начинать учить их балету.
Кроме того, в своей школе я ввела уроки актерского мастерства. Не только традиционно балетного, но и словесного. Режиссер работает с детьми, учит их говорить. Это нужно для того чтобы артист был всесторонне развит. Если в будущем, по каким-то причинам ребенок не может оставаться в балете – потеряет форму, поправиться, получит травму – то у него будет возможность работать актером. Кто-то пойдет на телевидение, кто-то станет актером. У них будет преимущество, ведь двигаются они все равно лучше, чем кто бы то ни было.
Вы сказали, что вам удалось изменить балетный цех Тбилисской оперы, ввести в репертуар современную хореографию. Вы заметили, изменилась ли вслед за этим публика? Балет в Грузии стал популярнее за последние годы?
Я считаю, что моя теперешняя заслуга в том, что каждое воскресение в 3 часа дня у меня в театре идет спектакль, абонементы на который раскуплены заранее. На этом спектакле у меня полный зал детей. До и после представления дети обсуждают, что увидели сегодня, как это отличается от того, что они видели раньше. Малыши смотрят не только детские спектакли: им показывают весь репертуар. Это значит, что через 10 лет они вернутся сюда уже взрослыми. Пусть вернется 20 человек, но это будет поколение, воспитанное на балете.
Раньше, если в Тбилисскую оперу не приезжала звезда с мировым именем, на простой репертуарный спектакль продавалось максимум 10 билетов, а сейчас постоянных зрителей у меня 300-400 человек. При этом, что Тбилиси – маленький город, там живет не больше миллиона человек. Конечно, я не довольна этой цифрой. У нас в зале 700 мест, но цифра 400 от цифры 10 очень отличается. Конечно, когда танцую я, или кто-то приезжает, или у нас премьеры – зал полон.
Однажды вы сказали, что в театре, чем балерина хуже себя ведет, тем легче ей живется. У вас большой опыт, вы работали во многих театрах по всему миру, ваше мнение не изменилось? Проблема интриг, склок и скандалов — одинакова для всех театров?
Театр это сложный организм. Раньше говорили: «в большом театре большие интриги, в маленьком – маленькие». В Москве, в Большом театре собраны артисты и звезды со всего мира. Когда я работала в Большом, я немного страдала от своей вежливости. Я не могла прийти и накричать: «Дайте мне…», я спрашивала: «Можно?..» А мне отвечали: «Нет, нельзя!». Нельзя, так нельзя – и я уходила. А приходила коллега, которая имела вес или какие-то возможности требовать и получала желаемое.
Я всегда удивлялась: почему я должна кричать, требовать, чтобы получить то, что мне и так положено? Но как бы там ни было, я не считаю, что надо менять свое поведение и вести себя по-хамски. Своим примером, тридцатилетним существованием на сцене, я всему миру доказываю это. Нет ни одного театра, где бы я станцевала один раз и не смогла туда вернуться. Со всеми театрами я сохраняю хорошие отношения. Я не помню, чтобы кто-то не захотел со мной танцевать или сказал, что я стерва или что-то в этом роде. Хотя я в своем мире, балетном, не последний человек.
Не смотря на то, что по национальности я грузинка, я представительница русской балетной школы. И я сталкивалась с тем, что в некоторых театрах не хотели ничего даже слушать о русской балерине. Потому что предыдущие русские балерины вели себя ужасно. Мне приходилось с большим трудом доказывать: не все такие, есть русские балерины, с которыми можно работать. Всегда надо оставаться человеком. Мне не дадут соврать, в Большом театре меня любили все: и бабульки, и вахтеры. Когда я вернулась туда спустя четыре года, я думала, что там меня никто не узнает. Но только я зашла в фойе, старый вахтер как закричит: «Ниночка!», и все повалили отовсюду. Такой мне прием устроили прямо в коридоре! Скажите, что может быть ценнее этого?
Прима Мариинки Диана Вишнева в одном из интервью говорила, что в Большом театре у каждой балерины есть высокопоставленный поклонник или мужчина…
Это может быть сейчас. В мое время такого не было. А у меня и вовсе был и есть только мой муж. Много изменилось в Большом театре с тех пор, как я там работала. Мне трудно и больно об этом говорить. К моему великому счастью, когда я танцевала в Большом, все 23 года, за исключением некоторых частностей, такого не было. Старшая балерина могла прийти к руководству и сказать: «Дайте мне спектакль, потому что мне положено… » Но такого, как сейчас, чтобы по звонку кого-то снимали со спектакля – не было. Сейчас могут даже репертуарный спектакль отменить, только потому, что сотрудники какого-то банка хотят развлечься. В мое время снятие спектакля было трагедией, я не помню, чтобы репертуарный спектакль отменялся. Сейчас такое позволяется, ведь если бы не позволялось, то и не происходило бы. И, к сожалению, плохих примеров все больше.