Если мы посмотрим на годы жизни Бредбери, мы увидим, как изменился мир после его рождения. Безумная Крупская уже составляла список запрещенных книг, психопатичный Геббельс спустя всего несколько лет будет бросать эти же книги в костер. После книг начнут сжигать и душить людей, как в самые сумрачные столетия средневековья. Святая инквизиция, казавшаяся перевернутой страницей истории, воскресла и начала свою кровавую жатву...
«451 градус по Фаренгейту» в Советском Союзе называли социальной утопией, хотя это была просто великолепная реалистическая книга. В Москве или Киеве ее читали люди, боявшиеся принести домой что-то запрещенное, не читавшие – а сквозь завывания глушилок слушавшие произведения собственных классиков, знавшие, что есть библиотеки для «плебеев» и «избранных», «спецхраны» и госархивы.
В 1989 году на полке в кабинете заведующего идеологическим отделом ЦК КПСС я увидел все книги, которые мечтал прочитать в детстве – Солженицына и Аксенова, Гладилина и Оруэлла – в белых обложках без заглавий, изданные для служебного пользования. Мой собеседник был пожарным из романа Бредбери с одной только поправкой: сожженные книги он оставлял себе и расставлял на собственной книжной полке. До этого даже великий фантаст не додумался – потому что все же жил в Соединенных Штатах, а не в Советском Союзе и не мог до конца представить себе мир, который, по сути, описывал.
Но как в этом мире могли издаваться его книги? Почему армада пожарных не могла понять, что публикует собственный портрет? И как люди, читавшие книги Бредбери в Советском Союзе, не понимали – а многие ведь не понимали и не понимают до сих пор – что читают описание собственной жизни?
Бредбери не был путешественником, стремившимся к звездам. Он хотел, чтобы атмосфера путешествия воцарилась в нашей собственной жизни – атмосфера той взаимовыручки, доброты и консолидации, которую по нашу сторону океана привыкли считать надуманной и фальшивой «голливудской улыбкой». Его «Вино из одуванчиков» – это сигнал, четкое объяснение, что ради этой доброты совершенно не обязательно лететь на Марс.
Но кто из нас сумел понять и увидеть, что жизнь в Грин Тауне куда привлекательнее марсианских странствий? Кто в нашей стране заметил, что автор одной из самых трагичных антиутопий ХХ столетия остался ребенком, сумевшим сохранить в своей памяти солнечные блики своего детства – также, как сохранили их авторы «Жареных зеленых помидоров в кафе Полустанок» или «Убить пересмешника». Эта американская литература – литература Харпер Ли, Фэнни Флэгг или...Рея Брэдбери всегда оставалась на переферии наших читательских интересов просто потому, что она – о настоящем, которого у нас никогда не было. А «451 градус по Фаренгейту» – это о выдуманном, которое у нас всегда было – и продолжается.