Как и многие «восточные» поезда, наш движется по маршруту Киев-Харьков через благословенные земли Нежинского козачьего полка. Правда, глазу, кроме истории, зацепиться и не за что — вокруг безкрайняя равнина. Зато для полёта мысли — раздолье.
Вот в Бахмаче воображение поражает необычайной красоты здание ж/д вокзала. Его центральная секция «в профиль» очень смахивает на Ильинскую церковь в Суботове, а та, как известно, подражала традиции построения католических каменных костелов. Наивно интересуюсь у местной торговки, когда же такая красота появилась. Попытка умерла вместе с прекрасным: «Та наче недавно шось йому робили тому вокзалу. Не пам'ятаю вже». - «Ну, мабуть же, це реконструкція була. А збудували коли?». - «Ой не знаю».
Я обхожу вокзал по периметру. И если одна его сторона выглядит почти идеально, то другую, даже при ночном освещении, «знобит» после евроремонта: по штукатурке пошли ощутимые трещины, а теплоизоляция кое-где почти отваливается, рискуя всей своей массой обрушиться на головы гостей и завсегдатаев «железнодорожных ворот» города.
Я замыкаю круг обхода. Продавщица, которая передвигается по перрону по принципу мобильной видеокамеры у кромки футбольного поля, тоже возвращается на прямую «старт-финиш». Не сдаётся. «Та візьміть краще поїсти — нашо вам той вокзал. Поїште — і буде вам щастя». Но я тоже не гибкого десятка, и вот она уже скрывается в вечернем тумане. Аппелирую к проводнице: «Она знает все о пирожках и варениках, но не имеет ни малейшего представления об истории своего города». Проводница делает вид, что понимает меня...
В Конотопе поезд подгоняют к дальнему перрону, вдобавок обозрение закрывает встречный скоростной. Так что приходится бродить по платформе взад-вперед. Но привычка задирать голову крепко укоренилась еще с предыдущей станции. Замечаю, что на одном из вагонов осталась вычурная надпись «Киев-Москва», а на нескольких соседних вагонах «текст» был поспешно замазан. В принципе, элитные вагоны — наглядная агитация для беженцев на тему, как в Украине жить хорошо.
Вдруг всеобщее внимание привлекает группа молодых людей. Двое в штатском ведут «под локотки» третьего в штатском. Его руки скованы наручниками. За троицей спешно-деловито следуют еще несколько молодых людей с адреналиновыми глазами. Сходу разобраться, что это за процессия, не представляется возможным.
Моя проводница, выдержав паузу, выдаёт свой вердикт: «Насмотрелись по телевизору, что ТАМ происходит, теперь и тут такое творят».
Всеобщие раздумия, как водится, прерывают торговцы. В Конотопе в ходу куклы, которые «как живые». Мужчина предлагает 160 и 220 грн за штуку. «Кати» и «Марины» знают по 100 фраз и могут выступить в роли первой учительницы. Моя проводница произносит вослед мужчине: «А ведь дорого просит — 220 гривен». В защиту конотопских кукол отмечаю, что киевский тортик, съедаемый за раз, вообще-то, тянет на 150 гривен. «Да?», - переспрашивает собеседница. Перевозить «передачи» и знать, сколько они стоят, это, согласитесь, не одно и то же.
Станция Ворожба также может похвастать чудо-вокзалом, построенным еще в конце 19-го века. Над его центральным сводом для довершения сходства с роскошным храмом не хватает разве что бани.
Внезапно красоту места и идиллию тишины разрезает матерок подвыпившей дамы, которая о чем-то спорит со своей трезвой спутницей, катящей велосипед. Подвыпившая подплывает к нам: «Я маю одне питання: а куди їде цей поїзд?». Подоспевший на помощь начальник поезда, не долго думая, отвечает: «В Бердичев». Сие известие почему-то вызвало прилив воодушевления у нашей собеседницы: «О — в Бандерівщину! Я бандерівців люблю. Але я за Росію. Вибачайте, але кожен має право на свою думку».
«Ти йдеш вже чи ні?», - пытается вразумить свою «колежанку» дама с велосипедом. И нарывается на поток безадресной брани, в котором можно разобрать и печатные слова: «Ти розумієш — поїзд їде в Бандерштадт! До бандерів. Але я їх люблю». Еще не единожды по перрону неслось «та ти йдеш вже?» и ответное «поїзд їде в Бандерштадт!».
***
Я в Старобельске Луганской области. Мне нужен замкомбата 12-го БТО Константин Сикорский, но того «тягает» военная прокуратура, и мы с ординарцем командира коротаем время разговором о местном населении. Я протягиваю ему распечатку выступления профессора Стяжкиной, в котором та рефлексирует о территории под названием «Донбасс». Но мой собеседник уже полгода в зоне АТО, повидал многое и сам может выступить в роли лектора: «Ты знаешь, эти «жители Донбасса» у меня уже в печенках сидят. Один подходит, говорит: «Дайте мне две банки тушенки — я вам всех сдам». У другой спрашиваем: «Если мы тебе поможем с едой — ты будешь за Украину?». Отвечает согласием. Мы дальше: «А когда у тебя еда закончится, ты за кого будешь?». Отвечает: «За сепаров». Понимаешь, здесь большинству вообще всё побоку. А хватает и тех, кто за банку тушёнки продаться готов. И только единицы понимают, для чего мы здесь стоим и гибнем».
Я вспоминаю свою поездку и понимаю, что такой диагноз можно поставить не только людям, населяющим Донбасс. И хотя бескрайние равнины Черниговщины сами невевают состояние сонливости, дело вовсе не в рельефе. Видели бы вы ландшафтные красоты Донбасса, никода бы не подумали, что на этой земле человеческий мозг способен уснуть...
***
В машину подсаживается замкомбата: «Женя, оказывается, если ты спасаешь жизни людей — то тебя еще и проверками засыпают. Кто-то считает, что лучше погибнуть под вражеским огнём... К слову, а вы знаете, что наш батальон прикомандировали к 26-й артиллерийской бригаде из Бердичева?».
Я чувствовал...