Президент Янукович разместился в столице на лайтбоксах с поздравлением по поводу 9 мая. Если бы я был президентом Медведевым, то после такого поздравления не здоровался бы с президентом Януковичем.
Причина? Президент Янукович сомневается в Дне победы. Ну, по крайней мере, если верить его же пиару. Дня победы ему недостаточно — он поздравляет с днём доблести и победы. И это можно было бы проигнорировать, как многие другие “ляпы” клерков президента.
Однако, в данном случае, “ляп” превосходно отражает кризис идентичности Дня победы. Вот даже до клерков президента дошло, что в празднике победы есть нечто странное, какая-то смысловая дыра. Которую президентские клерки и попытались прикрыть словом “доблесть”.
Дело тут вовсе не в том, что в реальности американизма, обретшего глобальный характер, торжество по поводу победы бывшего главного врага американцев — это удел фриков. (Послесоветская часть европейской культуры — это как раз фрик в доме: правила отвергает, но уважения к себе требует).
Дело тут в том, что в нашей с вами жизни есть шизофреническое ядро: официальная культура нам говорит о том, что мы их победили, а вот неофициальная культура почти полностью является материальной культурой побеждённых.
Конечно, это было непросто увидеть, например, в 1978 году при Брежневе. Однако в 2011 году это достаточно очевидно: если деньги, то доллары; если машины, то германские, японские или корейские, а это, между прочим, как бы американские колонии; если развлечения, то уж не домино во дворе, а блокбастеры, боулинг, туризм и сериалы; если новости, то мимикрирующие под CNN; и это без учёта фэйсбука, блогов, онлайн-покера и сайтов знакомств.
Лучше всего нашу с вами неофициальную культуру выразил Клотер Рапай, автор книги “Культурный код. Как мы живём, что покупаем и почему” в эпиграфе: “Это было пару недель спустя после высадки союзников в Нормандии. Американский солдат поднял меня на башню своего танка, дал мне шоколадку и жвачку... Ему посвящается эта книга — ведь он навсегда изменил мою жизнь”.
Американские солдаты навсегда изменили жизнь этого француза и других жителей Западной Европы не только тем, что освободили их от нацистов, но ещё и тем, что принесли на освобождённые земли свою материальную культуру.
То, что не могли принести на освобождённые земли советские солдаты.
В этом и проявилось различие американского и советского могущества: СССР направлял солдат и размещал ракеты и мог по-хорошему удивить своей материальной культурой разве что в Афганистане и в беднейших странах Африки, а вот США направляли солдат, размещали ракеты и восхищали своей материальной культурой повсюду, во всех странах, даже в самых развитых странах Европы.
Какой увидел Германию советский солдат? Олесь Бузина в газете “Сегодня” ответил на этот вопрос: “Первый удар по сталинской системе нанесла... победа над Гитлером. Победители в кирзовых сапогах вошли в Европу и обнаружили, что рай, о котором так долго говорили большевики, находится именно там. Даже Москва ещё готовила обеды на керогазах и примусах (газификация столицы СССР началась только в 1946 году), а в Чехословакии, Австрии, Германии газовая плита и унитаз в доме были так же привычны обывателю, как томик Ленина советскому человеку”.
Чтобы закрепить эту мысль, Бузина привёл свидетельство автора книги “1000 дней после Победы” Семёна Экштута о впечатлениях своего отца:
“Отец был родом из городка Белая Церковь, и всё, что он увидел в Германии, его поразило. Его несказанно удивили не только сами комфортабельные дома побеждённых немцев, но и то обстоятельство, что в каждом доме была уборная. До этого момента он простодушно полагал, что туалет обязательно должен располагаться на достаточном расстоянии от дома, чтобы запах не достигал жилья. Это был качественно иной уровень бытового комфорта... Его ошеломило и обилие консервированных овощей и фруктов, и изобилие бытовой техники в немецких домах. Стиральные машины, газовые плиты, электрические чайники, кофемолки и кофеварки были в домах немцев среднего достатка”.
Тут-то и началось преклонение перед Западом...
Что мог предложить СССР людям, жившим в таких условиях? Ничего. А вот американцы предложили многое.
И не потому, что ни одной бомбы на их территорию не упало. Но потому, что они совершенно иначе воспринимали человеческую жизнь, её ценность, и развивали другие социальные практики.
Паскаль Киньяр в книге “Американская оккупация” написал:
“Во Франции жили 27 тысяч янки с семьями. ВВС США создали 11 баз в метрополии. Основные силы американской армии стояли в Шербуре, Фовиле, Эврё, Этене, Роканкуре, Меце, Бресте и Нанси, Вердене и Дрё, Шамбери и Фальсбуре, Нанте и Париже, Орли и Туле, Шатору и Капсьё, Шомоне, Бюссаке, Пуатье, Сомюре, Шиноне, Энгранде, Круа-Шапо, Труа-Фонтэн, Ларошели, Шизе, Саране, Ла-Браконне и Мене. Территорию поделили два коммандных штаба — один обосновался на базе Лож, неподалёку от Сен-Жермен-Ан-Лэ, а второй, центр тылового снабжения всей Европы, в Орлеане. В окрестностях города разместились 10 тысяч американских солдат. К ночи за колючую проволоку вокруг лагеря в Мене выставлялись мусорные баки.
[...] Мальчик и девочка страстно полюбили ночные вылазки. Они бродили вокруг базы. Тащили всё, что плохо лежит. Их увлекало это гадкое, тревожное копание в американских мусорных баках при багровом закате и в сумерках. Им грезились шикарные футболки, мольтоновые спортивные свитера, бутылки из-под кока-колы, оксфордские рубашки с пуговками на вороте, джинсы Levi’s. А попадались лишь жалкие ошмётки этих вещей, да и то нечасто. Но при каждой находке их сердца взволнованно колотились, даже из-за ящиков для грязного белья с отломанными ручками, непригодных обносков, “поехавших” чулок, номеров Life и Racing News, каталогов для заказов “Товары по почте” и смятых, грязных комиксов. Дети торопливо совали всё это в бумажные мешки, найденные в тех же мусорных баках.
[...] Они поклонялись американским идолам с тем же пылом, с каким благочестивые или несчастные души уходят в религию. Они перенесли рай в западное полушарие. Девочка вверила этот рай божеству, которому служили гангстеры, бомбы и кинозвёзды. Раньше она завивала волосы в локоны и перевязывала их сатиновыми ленточками. Теперь с локонами было покончено. Дети восхищались неведомой цивилизацией за колючей проволокой и сторожевыми вышками; цивилизацией, от которой им доставался один хлам. Они делились жаркими мечтами. Но мечты эти воплощались только в названиях инструментов, нарядов, дальних городов: джаз, тостер, Голливуд, Mercury1953, холодильник Kelvinator, Нью-Йорк”.
В Германии, в Японии, в Корее и далее везде можно было наблюдать похожие картины американизации быта. Процесса, который предопределил политическое превосходство Соединённых Штатов в глобальном масштабе.
Через восхищение подростков даже вот так — отбросами, через платёжеспособный спрос, который создавали американские солдаты и их семьи, через отвлечение взрослых от житейских невзгод за счёт американской индустрии развлечений и грёз — мир подчинялся правилам жизни в этой стране за океаном.
В отличие от пролетариев всех стран потребители всех стран таки соединились. И 9 мая — это точка отсчёта их единения.
День рождения глобального американизма.
СССР стал победителем на восточноевропейском театре военных действий второй мировой войны, как США — на тихоокеанском. Но СССР не стал победителем во второй мировой войне.
Тут надо сказать, что название “Великая отечественная война” блестяще отражает самую суть: для СССР это была война только за себя и только на одном театре военных действий, такую частичную по отношению ко всей войне, региональную победу он, собственно, всегда и праздновал; а для США это была другая война — это была война за весь мир. Мир, который стал американским.
И не мог не стать. Потому что из всех других вариантов мира люди убегали.
Например, из ГДР — европейской витрины советского блока:
“Сегодня, спустя 20 лет после падения Берлинской стены можно сказать: её возведение — а главное, её содержание — было одной из главных причин падения ГДР и, наверное, главной пиар-катастрофой правительства Восточной Германии. Разумеется, возведение стены имело свои причины: Западный Берлин оставался главной дырой в изоляционистском режиме ГДР. В период с 1949-го по 1961 год из ГДР в ФРГ сбежали 2,6 миллиона человек — это 13% населения страны. Только за первую половину августа 1961 года, то есть за две недели до начала строительства стены, через Западный Берлин в ФРГ сбежало 47 тысяч граждан ГДР”.
Это из книги Сергея Сумленного “Немецкая система. Из чего сделана Германия и как она работает”.
И вот уже даже такой победы, ограниченной — на одном театре военных действий — недостаточно для праздника. Нужно добавить что-то ещё, что-то безусловное в нынешних обстоятельствах, когда из советского блока сбежали ну все — даже Россия, причём одной из первых, хотя и привыкнет она к этому, наверное, одной из последних.
Нужно добавить, например, слово “доблесть” к поздравлению.
И это понятно: Украина ведь в 1991 году оказалась в той же ситуации, в которой за почти полвека до нас оказались французы, немцы, итальянцы, японцы, корейцы. Если подумать, то события 2004 года — ничто по сравнению с революцией быта, которую американизм спровоцировал и в нашей стране.
Однако нам не повезло: у американцев теперь нет врага, одним из факторов военного превосходства над которым может стать расширение свободы и установление правопорядка в той части Земли, в которой этот враг расположен.
Поэтому американские товары у нас есть, а вот американское (немецкое, японское, корейское) благосостояние — не предвидится.
Не предвидится даже для немногих оставшихся в живых на территории СССР фронтовиков.
Вы ещё помните такое слово?
Это к ним постоянно норовят “примазаться” многочисленные лица, жаждущие статуса ветеранов. И чиновники — система, которой 66 лет не хватило, чтобы для отдельной, достаточно небольшой группы людей — фронтовиков — стать социальным государством. Победа?
Нет, поражение. Победа — это только там, куда в результате второй мировой войны пришли американцы.