В лагере с ним не встречался. Он отбывал свой срок в Мордовии, я – на Урале. Познакомился уже здесь, в Киеве в первые годы нашей независимости. Нас представил друг другу Евгений Александрович Сверстюк. Успели найти общих знакомых в советских лагерях, более долгий разговор не состоялся из-за обилия его почитателей и друзей вокруг. Люди собирались на очередной митинг…
Я не историк церкви. Могу не знать подробности. Главное: бывший зэка Романюк был избран Патриархом. Хотя это место готовил себе другой, властолюбивый бывший офицер КГБ, резко порвавший с высшей московской церковной челядью. Так было. Об этом писали, об этом говорили, такие были времена.
Сегодня думаю, что второй, Патриархом не ставший, лучше Романюка знал канон, был он лучше по церковному образован. Не чета неоднократно судимому зэка, не имевшему в своей горькой жизни таких возможностей.
В 1995 году первый украинский Патриарх скоропостижно умер. Болел, тюремные годы разрушили его тело. Но – не душу. Да и патриаршая его жизнь была нелегкой, об этом, надеюсь, когда-нибудь посмеют написать церковные историки…
Хоронили его тяжело. Мерзко, отвратительно. Политические экстремисты под руководством широко известного авантюриста агрессивно и жестко пытались пронести гроб в Софию, похоронить его там. Поскольку София тогда была вне конфессиональной принадлежности, украинские власти молодых людей с гробом внутрь не пустили. Не знаю, сохранились ли милицейские и эсбеушные видеозаписи этого отвратительного противостояния с гробом на плечах и на руках. Так начиналась церковная жизнь в уже независимой Украине.
Понимаю, прошло много лет. Ушли в мир иной многие участники событий и свидетели. Но знать это необходимо. Не укрывая словами благости наше совсем не простое начало государственности.
И вот я у Софии. Где вчера демонстрировали народу еще не подписанный Томос. Как и прежде, первый украинский Патриарх, светлый человек, лежит в полутора метрах от забора, как великий грешник и самоубийца. Сотни людей идут в Софию, то ли на службу, то ли в музей. Сотни выходят. А я молча стою у могилы лагерника Василия Романюка, положив на плиту цветок. Один цветок, живому. Предварительно убрав руками снег.
Разрушенные водой и временем облупившиеся буквы, прежде яркие. Вчера здесь был праздник еще не подписанного Томоса. Праздник Петра Алексеевича Порошенко. Но не мученика Романюка.
Никто не останавливается, понимаю, они не знают, что рядом – могила. Ничего не знают о самом Романюке, о скрытом противостоянии с «номером вторым», не сумевшем тогда стать первосвященником. О бытовых распрях, об унизительном обращении с «квартирантом»…
Так было.