В 1979 году, уже находясь в сибирской ссылке, страдая от невозможности посещать по вечерам сумрачный зал академической библиотеки в Киеве, я выписывал по системе «книга-почтой» разнообразные книги. Одна из них, «История письма» Иоганнеса Фридриха, сохранилась у меня и поныне. Но я – не о грамматологии, в коей я совсем не являюсь специалистом. К счастью, далеко не все мы, современные украинцы, поглощены политикой. Среди нас все еще изредка встречаются обыкновенные интеллигенты. А среди интеллигентов – люди, сознающие свое право солидарности с правдой и долг свидетельствовать.
Сегодня, в полной свободе вероисповедания многие наши сограждане нарушают древний библейский запрет, сотворяя себе кумиры. Кумир здесь – не просто произведение языческой религиозной пластики, божок из дерева, камня или металла. Кумир – это материализация кощунственной идеи о божестве, которым можно манипулировать.
— Семен Глузман
Без стыда, но и без гордости сообщаю: я практически никогда не смотрю многочисленные политические шоу, переполняющие отечественный телеэфир. И не читаю многочисленные прозаические произведения, предлагаемые мне украинским рынком. Скучно. Сначала одолевает многословие, за ним – зевота. Исчезают символы советского времени, но не сами ценностные структуры, не конструкции реальности. И все это – не только в украинской почве. То же и у не расставшегося с имперскими вожделениями «старшего брата»: убив Осипа Мандельштама, затем, подвергнув его в литературоведении мифологическому мумифицированию, сделать цитатным столбом, указывающим единственно правильную дорогу современной русской поэзии.
Понимаю, легко блеснуть историософской мудростью на материале минувших событий. И все же… Погружение в прошлое необходимо. Истинное знание о прошлом внушает неуверенность. Целительную неуверенность сомнения, феномена, напрочь отсутствовавшего у религиозных фанатиков и политических лидеров типа Сталина и Гитлера. Как заметил в середине прошлого века малочитаемый сегодня моральный философ и этический практик Альберт Швейцер, мы не должны помещать человека в центр вселенной, мы должны остановить взгляд на открытых окнах психиатрической больницы, чтобы напомнить себе ужасный факт: умственное и духовное также подвержено разрушению.
Когда-то записанное знание было привилегией избранных. Печатный станок резко и быстро расширил аудиторию читающих. Но и тогда их, книгочеев, было не слишком много. Появление массовой литературы привело к появлению литературной критики. В наши, совсем недавние времена появились писатели, у которых находят способности и талант, но никогда не читают. С появлением интернета возможность реального публичного слова обрели люди малограмотные и малоумные, дети и внуки тех, кто прежде, полвека тому назад, изъяснялся исключительно на заборах, мелом и масляной краской. Такая вот эволюция. Русский философ конца XIX века записал: есть любовь к познанию, но есть и похоть познания. Именно поэтому я не смотрю политические телевизионные шоу. Там нет и не может быть правды.