Koktebel Jazz Fest уже не в первый раз меняет локацию. Как обычно проходит “кастинг территорий”?
Первый “кастинг территорий” произошел не по нашей воле. Мы абсолютно четко понимали, что делаем в Коктебеле, и создавали историю с событийным туризмом в конце сезона. Мы помогли создать в доме-музее Волошина попечительский совет. Со временем поняли, что музей начал сам себя развивать, а нам надо двигаться дальше.
В первый год после аннексии мы объездили Николаевскую. Запорожскую, Херсонскую области. Остановились на Одесской области. Когда мы приехали в 2014 году в Затоку, как будто в “машине времени” побывали: 2000-й год Коктебеля. У нас уже были объявлены сентябрьские даты, ведь в Коктебеле все необходимые разрешения мы получали обычно в марте. Нам говорили – “не сезон”, но мы, как фестиваль, хотели проверить, сумеем ли мы найти там свою публику.
Мы объявили те же даты, что и всегда, – только в Затоке, где в 5 сентября сезон уже закрывается. Тогда на фестиваль приехало 5 тысяч людей. На следующий год мы снова пришли за документами, а нам сказали: “Переезжайте в центральную часть”. Мы переехали. С одной стороны, вроде и площадка была обустроенная, но вместе с тем мы оказались в центре “затоцкой жизни” во всех ее аспектах. Мы писали письма с просьбой разрешить нам проводить фестиваль на предыдущем месте – в Затоке Лиманской, но до 1 июля не получили никакого ответа.
А почему так? Музыка – это прекрасно, а фестиваль – это в первую очередь возможность для местного населения заработать.
В Европе есть следующая статистика: каждая копейка, вложенная в фестиваль, приносит 4 копейки окружающей территории, за счет гостиниц, питания и прочих услуг. Поэтому во всем мире такого рода опен-ейры обычно финансируются: во-первых, из местного бюджета, во-вторых. из государственного бюджета, как Sziget Festival, а также спонсорскими вложениями и продажей билетов.
Концерт на фестивале – это вершина айсберга, а то, что остается в основании – это инфраструктура. Это как сервис: когда он хороший, его никто не замечает. Сейчас мы берем 2 гектара неухоженного пляжа. Это заброшенная база, которую мы восстанавливаем. У нас кстати была идея совместно с Z-Games сделать общий фестивальный городок. По сути, это тоже фестиваль-переселенец, как и мы.
В поселковом совете в Затоке нам так и не смогли выдать распоряжение. У нас много некоммерческих партнеров – Посольства США, Швейцарии, Швеции, поэтому мы не можем работать без документов. Должно быть правильное соотношение усилий, в том числе со стороны местной власти, которая понимает, что это будет и зачем ей это нужно. Мы пытаемся показать, что, сотрудничая с уже известными брендами (а мы известный бренд, ведь фестивалю уже 14 лет) вы можете получить дополнительный эффект.
Коктебель, Затока – это небольшие поселки, около 3000 населения. Черноморск – уже большой город. В плане организации это легче или сложнее?
Есть и плюсы, и минусы. Город очень динамичный и решения принимаются быстро. Я была на Alfa Jazz Fest и мне позвонил мэр Черноморска, мол, приезжайте, будем встречаться, обсуждать. У нас четвертой площадки, которая была посвящена Волошину и музеям, не стало, а здесь город предложил создать джазовую сцену, для которой они предоставили Дворец культуры.
Мы нашли также турбазу Черноморского (Илличевского) порта и заключили с ними договор об аренде. Надо сказать, впервые за все годы проведения фестиваля, я буду платить за дикий пляж. Это довольно серьезная прореха в нашем бюджете, ведь до этого мы не платили за такие вещи.
Мы говорили о Z-Games. У них в этом году была печальная история во время проведения фестиваля. Будете ли вы делать какие-то выводы для себя после случившегося?
Их конструкции были очень легкие. Они смотрели, как и все, на прогноз погоды, к тому же есть вопрос относительно того, вовремя ли их предупредило МЧС. У нас был такой случай в 2012 году, когда сцена чуть в море не съехала. Нас предупредили в 2 часа ночи и приехали 2 крана, которые держали сцену.
Обычно, все последствия того, что происходит на фестивале, перекладываются на организаторов. Мы это учитываем, у нас по-другому будет стоять большая сцена. Мы тоже используем легкие конструкции из алюминия. Также у нас есть две скорые помощи, которые будут дежурить все дни фестиваля. Здесь мы знаем местность меньше, чем в Коктебеле, но видим, что у городских властей зона ответственности шире и они больше переживают – это по подготовке видно.
В последнее время появилось много различных фестивалей, опен-ейров. Есть ли конкуренция?
У меня к этому другое отношение – нужно больше фестивалей хороших и разных. Я всегда очень слежу за работой коллег и вижу, что для того, чтобы провести большой фестиваль, нужен соответствующий уровень арт-менеджмента.
Есть такое заблуждение, что фестиваль провести ничего не стоит – сцену поставим, музыкантов позовем, билеты продадим. Но у события должна быть своя концепция.
Для меня наш фестиваль неотъемлемо связан с показом новых трендов в музыке. Коктебель Джаз Фест открывает новые имена и показывает новую музыку, которая становится популярной через 3-6 лет. Это такой телескоп, который позволяет увидеть современный мир. Я очень люблю эту цитату Когана: “Музыкальный фестиваль – это пицца с разными вкусами”. Ты услышишь, тебе может понравиться или не понравиться, но это музыка, которую нигде, кроме как на фестивале, ты просто не услышишь. Новая музыка рождается в поисках, и она не всегда привычна. Она заставляет остановиться и подумать, и, когда ты можешь это сделать в обстановке опен-ейра, – это классно.
Мы делаем такой лайнап, который вообще не пересекается ни с одним из украинских фестивалей, за исключением двух проектов. Я слежу за фестивалями. 80% – это одни и те же исполнители. И это хорошо, я рада за украинских музыкантов. Но мне нравится, когда есть изюминка: например, как у Hedonism Festival. Самый крутой городской фестиваль Atlas Weekend – шикарно, что появился, и, я думаю, ребята сделают соответствующие выводы по организации.
Какую музыку сейчас хотят слушать?
Наша аудитория – 25-35 лет. Нужно определиться, кому и что ты доносишь. Наша публика это те, кого мы условно называем “креативный класс”. Им страшно хочется учиться, поэтому мы делаем фестиваль с уклоном в современное искусство, с лекциями и перформансами.
Понятно, что есть джаз более классический, и мы надеемся, что во Дворец культуры придут люди постарше, для которых джазовые стандарты в оригинальном исполнении будут интересны. Волошинская сцена – это всегда публика постарше: от 35 до 45, это такие уже любители, понимающие джаз, которые говорили “о, это вкусненько”. Мы стали показывать им новые направления и увидели, что они прочувствовали, как джаз меняется.
А есть джаз атмосферный, который дает новую музыку, но делает это легко и просто, как шампанское с пузырьками. Я просто хочу, чтобы был качественный контент.
Если говорить о музыкальной критике, то какая она сегодня?
Не могу политкорректно ответить на этот вопрос. Считанные люди смогут называться музыкальными критиками. Я их всех знаю, со всеми мы работаем, встречаемся на фестивалях. Поймите, это не о музыке, это о культуре вообще. Как мне кажется, разделы культуры в большинстве СМИ ушли в факультативную роль. И это проблема. И дело не только в музыке, ведь понятие “культуры” намного шире, и именно культура является базисом человеческого развития, а вовсе не экономика или политика.
Верите ли вы, что фестиваль когда-нибудь вернется в Коктебель?
Мы точно знаем, что мы вернемся, когда Крым вернется в Украину. Что для человека означает потеря руки? Болит. И это место хоть и заживает, но фантомная боль присутствует. Мы сознательно не меняли и не будем менять название. Для нас это гражданская позиция. В нашем обществе присутствует такой момент: мы часто отводим глаза от инвалидов, вот так и с Крымом получилось. Самая настоящая гибридная война: и воюем, и торгуем одновременно.
Мы точно понимаем, что возвращение не произойдет за год или за два, и нам придется с этим жить. Украинцам нужно самоопределиться. Тема Крыма стала как бы невидима, есть Донбасс – более горячая точка, которая эмоционально очень всех задевает. А Крым тихо ушел, но это ж мы позволили, чтобы он ушел?
Нам необходимо будет провести процесс интеграции Крыма обратно в украинскую жизнь. Я верю, что это не близкий путь, но Коктебель – это абсолютно волшебное место нашей родины, и мы, ясное дело, хотим домой.