- Вон там был табор, но там все сожгли, ничего там нет, - объясняет нам рабочий. Он укладывает асфальт на улице Березняковской, где на днях неизвестные подожгли табор, в котором жило около 70 ромов.
- Что, и людей там сейчас нет? – спрашиваем.
- А что, цыгане разве люди?!
Табора уже нет, и все ромы уехали домой, на Закарпатье. Осталась только одна семья – они уже тоже купили билеты в Ужгород. Говорят, все деньги, которые заработали, ушли на эти билеты, но оставаться нет смысла. Лиза объясняет, что примерно раз в неделю в табор приходит милиция, и требует денег, а когда денег нет - поджигает палатки. За восемь лет, которые Лиза живет в Киеве, такое случалось много раз - и так случилось несколько дней назад.
- Милиция говорит, что мы не украинцы, я говорю, как это – не украинцы? У меня даже в документах написано, что я украинка. Еще говорят нам, что мы, цыгане, такие вонючие. При чем здесь вонючие? Если была бы у нас работа, каждый день ходили бы чистыми. Мы, цыгане, не любим грязь. Идем к людям, просим воды, и как можем, так и помоемся, найдем по мусоркам тазики… Есть так, что люди нас пожалеют, дадут нам тазики, вещи, кушать дадут нам.
Лиза родила шестерых детей, первого - в 19 лет, но только трое из них выжили. Гриша и Томаш сейчас с ней. Гриша очень подвижный, ни секунды не может усидеть на месте. Ему очень нравится позировать перед камерой. После очередной серии фотографий он сразу же бежит смотреть, как же получилось? Где-то через полчаса нашего общения, он попросил разрешить ему сделать несколько снимков. Очень радовался, когда увидел, что у него это получилось.
- Гриша, а у тебя есть мечта? Чего ты очень-очень хочешь?
Он говорит слово, похожее на «кушать», - Томаш обьясняет нам, что это значит «мороженое» на их родном языке, диалекте венгерского.
- Томаш, а у тебя какая мечта?
- У меня нет мечты, я вообще не умею читать, - он наклоняется и поднимает с земли небольшой кусок железа. Томаш хочет пойти в школу, только не здесь, в Киеве, а в Берегово: «там учат хорошо». Томашу уже 13, и он ведет себя очень серьезно.
- Есть у меня еще друг, большой такой. Ему тоже тринадцать, - рассказывает Томаш.
- И где он сейчас?
- Дома, на Закарпатье. Уехал на суд, он воровал запчасти из железа.
- А ты не воруешь?
- Нет, никогда. Я не хочу потом где-то в приюте жить. Я вообще не хочу воровать.
Лиза называет Украину своей Родиной, она мечтает о небольшой, но постоянной квартире:
- Мы такие же люди, как другие, как остальные, правильно? Если нам не дают работу, то мы не виноваты, у нас документы есть, мы просим, чтобы нам дали работу. Дали бы какую-то квартиру, чтобы мы работали по-честному, чтобы не шатались уже так с одного места на другое. Кто нам поможет? Один Бог только нам поможет. Он видит, что мы каждый день голодные, грязные, мы целый день работаем. Я не говорю вам, что все цыгане честные. Есть такие, что воруют, забирают, завидуют, но мы этого не делаем.
- Слава Иисусу Христу! - подходит муж Лизы. Он с гордостью называет себя протестантом, много говорит про Бога:
- Бог каждого любит, нас тоже любит. То, что они спалили табор – на их совести. Бог все видит, - в голосе этого мужчины нет злости, раздраженности или ненависти. Наоборот, он говорит очень спокойно и уверенно, - Знаете, мы каждый день Библию читаем на своем языке… У нас в Закарпатье есть церковь. Голландцы построили. В среду там собираются самые маленькие дети, и им Библию читают, в пятницу немного постарше, молодежь, а в воскресенье уже мужчины, женщины – все вместе.
Рассказывая про пожар, семья ромов особенно сетует на то, что они не успели даже вещи забрать – все сгорело. Теперь, все вещи, которые у них есть, одеты на них.
- Олимпиада будет - Евро… - еще одна причина, по которой ромов выгоняют из Киева, - говорит Лиза.
По улице идет пожилая женщина, и все хором здороваются:
- Здравствуйте, бабушка. Она отвечает, улыбается.
- Одну картонку кладем, и так спим, - продолжает свой рассказ Лиза, - иногда еще есть картон сверху, укрыться. Есть так, что на месяц заработаем 500 гривен, или даже тысячу. Но надо ведь вещи купить, и идем на базар, одну вещь ведь не будем все время носить. У нас времени нет, чтобы ходить по мусоркам, хоть ходим иногда. Обычно покупаем на базаре старую одежду.
К нам подходит родственник Лизы, он только что сдал металлолом. Не хочет говорить свое имя, а на вопрос о возрасте отвечает:
- Мне очень много. Тридцать пять.
- Это разве много?
- Много. Для нас, цыган, это – много.
Лиза рассказывает, что в Беличах живут родственники ее мужа, но переселятся туда им нет смысла: там такая же нищета, как и здесь. Только иногда ездят туда, помогают друг другу.
Ближе к вечеру ромы идут искать место для ночлега. На прощание Гриша очень просит сфотографировать его вместе с мамой. Он обнимает ее и весело улыбается в камеру.