Я открыл её не сразу. Был занят, ездил по Украине, да и не любитель я читать свои собственные тексты. Позднее, спустя недели началась реакция читателей. Острая, яркая реакция много в своей жизни читавших людей. Тогда открыл свою книгу и я. И спустя короткое время – ужаснулся. Понял, почему эти устаревающие тексты вызвали такие эмоции: они остались актуальными!
Застывшая Украина. Прошли годы, изменились кардинально наши внешние обстоятельства. Интенсивно развивается мир. А здесь – стагнация. Даже в ситуации войны, нашей, внутренней войны (позволю себе такую дерзость) мы не меняемся. Мутные, скучные любители предвыборной гречки… Почти все мои прежние тексты остались и сейчас актуальными! Мы – не меняемся.
Когда-то в российской зоне ВС 389/35 мой славный друг и учитель, великий сын Украины Иван Алексеевич Свитлычный преподал мне урок абсолютной нравственности. Там, в лагере… В моем присутствии он сказал негодяю и психопату, осужденному как и мы все за «антисоветскую агитацию и пропаганду»: «Мораль не зависит от места жизни, здесь, в зоне она та же, что и везде. Я не подавал вам руку в Киеве, и я не буду общаться с вами здесь, в тюрьме».
Сегодня мы не в тюрьме. Мы свободны в выборе своих поступков и своих представителей власти. Нашей собственной, украинской власти. И мы последовательно и обреченно выбираем худших. Мы уверенно называем политзаключенными пойманных убийц, насильников и педофилов.
Очень плохо, что мои прежние публицистические тексты не устаревают. Очень плохо, что новые персонажи украинской политики – копия ушедших. Зачастую такая точная копия, что и фамилии остаются прежними. Застывшая в своей лени и вялости Украина. Страна, обреченная на новые революции, на новые Майданы. Обреченная на кровь уличных протестов и приход к власти очередной политизированной человеческой пены, не способной да и не желающей создавать эффективную украинскую государственность. Способную и желающую бессмысленно лгать и жадно воровать, не более того.
В зоне ВС 389/35 я был бесстрастным хроникером. Я фиксировал на полосках тончайшей бумаги события лагерного бытия. Здесь, в моей вполне демократической стране я пишу публицистику. Мои тексты–однодневки должны быстро устаревать. Увы… В безнравственном обществе всё иначе.