Вечер, 22 февраля 2014-го. Подъезды к старому терминалу аэропорта «Жуляны» охраняют отряды самообороны. Вынужденно оставив машину у поста, Арсений Яценюк идет к зданию пешком.
Внутри уже ожидают Андрей Сенченко с Людмилой Денисовой, Александр Абдуллин, ближайшая помощница Юлии Тимошенко Ольга Трегубова. Подъезжают Арсен Аваков, Сергей Пашинский, Ольга Боднар, Ребекка Хармс.
В «предбаннике» ожидают журналисты.
На диване – две огроменные охапки белых роз. С одной стороны, их уместность сомнительна - такие и здоровый мужик в руках еле удержит. С другой, вроде «принято так», как же встречать без цветов-то?
В углу – каталка. В ней теплые одеяла – закрывать ноги.
До прибытия харьковского борта с Юлией Тимошенко остается минут пять-семь.
Уже на сам перрон приезжает Женя.
- Я поехала маму в Харьков встречать, но не успела. Возвращалась с полдороги, - здоровается с Трегубовой.
- Как в сказке. Я все не могу поверить, - отвечает Ольга Федоровна.
Наконец самолет заруливает на взлетно-посадочную. Еще несколько коротких минут ожидания.
Подъезжает машина.
- Можно, я первая? – робко спрашивает Женя у присутствующих.
- Конечно, девочка. Конечно, ну, что ты такое говоришь, - легонько подталкивает ее в спину Трегубова.
Охранник распахивает дверь пассажирского сидения.
- Мамочка!! – Женя буквально падает в салон.
Обе долго вытирают слезы.
Женщины-депутаты тоже всхлипывают.
Медики разворачивают складную каталку, застилают одеялом. Охранник на руках вынимает Тимошенко из автомобиля, усаживает, укрывает. Сама она передвигается с большим затруднением, но на ногах все равно неизменные каблуки.
Ее уже обступили, со всех сторон тянут руки, букеты, кричат волнительное и радостное.
Тимошенко обнимает каждого по очереди. Трегубова, Яценюк, Пашинский, Аваков. Каждого отпускает не сразу – минуту-полторы что-то горячо шепчет в ухо, благодарит.
Вид у нее растерянно-счастливый, радостно-возбужденный. Вырвавшись на волю, элементарно – к небу и свежему воздуху, старается впитать, вобрать в себя все и сразу. Конечно, от той, прежней Юлии Владимировны осталась – в физическом смысле – ровно половина. А то и меньше. Лицо без косметики, очень бледное, по правде – обескровленное, но чистое и ладное. Неизменная коса.
На ней бронежилет. Еще накануне вечером, когда «голоснули» первое постановление об освобождении Тимошенко, соратники делились в кулуарах: опасаются за ее жизнь, «довезти бы целой до Киева».
Расцеловав всех, включительно с тетеньками-сотрудницами «Жулян», громко, искренне и очень трогательно желавших ей здоровья, повторяет без устали:
- Спасибо вам, что вы есть. Спасибо. Я вас очень люблю. Вы одни такие.
Слова мешаются со слезами, и вряд ли сейчас в эти короткие минуты, тут, на аэродроме, кто-то думает о политике.
Политика, программные заявления, интриги, начнутся потом; здесь – обычные человеческие эмоции.
- Я не верю. Я всех вас вижу, невероятно!
- Мамочка!
- Юля! Наша Юля вернулась!
Рацио звучит голосом Людмилы Денисовой:
- Ветер сильный. Чтоб ее не продуло. Ехать надо.
- Куда? – спрашивает кто-то. - На Майдан?
- Я бы хотела на Грушевского. На то самое место. Где погибли, - пауза. - Почтить память. А потом, конечно, Майдан.
Арсений Яценюк и Сергей Власенко катят ее коляску. У ворот ждут журналисты. Короткий брифинг, и Тимошенко перемещают в машину.
***
Подол улицы Грушевского. Самооборона образовывает «живой треугольник». Внутри – каталка с Тимошенко.
- Слава Украине! – провозглашает сразу, едва открывается дверца авто.
- Героям слава! – отзывается улица.
Мало-помалу процессия протискивается сквозь узкое горлышко баррикады.
Каталку вплотную «припарковывают» к первому кенотафу. Юля силится встать. Безуспешно. Охрана подхватывает ее даже не под руки – для этого сил у нее недостаточно – под мышки. Так и держат: она полустоит-полувисит на руках мужчин.
Склоняется к кенотафу. Крестится.
- Если бы вы знали, если б вы только знали, сколько раз я хотела быть здесь. Сколько раз я хотела держать за руки тех, кто боролся и не сдавался…
- Юля – вильна! – скандируют собравшиеся.
- Дорогие мои! Любимые! Родные, вы – лучшие в мире. Лучшие! Нету других!
Стоящий подле мужчина ловит ее руки – целует.
Глотая слезы, она мешает слова без разбора.
Переизбыток эмоций? Даже если и так, то что? Пусть ее, отсидевшую два с половиной года, чудом вырвавшуюся на свободу и вот так сразу – на Майдан – попробует кто в этом упрекнуть.
***
К Майдану - вереница машин. Там сейчас панихида. Сотня жизней и сотни, тысячи свечей. Эту пустоту ничем уже не заполнить.
Автомобиль Тимошенко подъезжает, насколько это возможно близко, к баррикаде. Опять достают коляску. Люди как-то сразу понимают, что сейчас произойдет, берут машину в кольцо, приветствуют экс-премьера.
Счастливая, она даже немного разрумянилась. Ее помнят, многие - любят, многие – ждали. Это не может не укрепить, не придать сил.
Коляска движется очень медленно. Тимошенко обступают активисты, журналисты. Коридор баррикады образует форменную давку.
Внезапно с той стороны, изнутри баррикады доносится: «Герои не умирают! Герои не умирают!».
Над толпой плывет гроб. В нем – один из тех, кого снайпер выбрал методом «тыка» - на его месте мог оказаться каждый; один из тех, кто погиб за наше с вами право ходить по Майдану.
Из кресла ей этого не видно, сразу не может понять, но как-то интуитивно угадывает происходящее.
- Давайте подождем, - Тимошенко просительно тянет руки к сопровождающим.
С одной стороны баррикады движется каталка экс-премьера. С другой – гроб убитого героя.
Кто-то, конечно, обнаружит символизм. Кто-то – обычное совпадение места и времени.
Но самого факта это не меняет.
- Дорогу! Дорогу! - разливается в воздухе.
Надо всем: выгоревшая громада Дома профсоюзов, зияющего черными провалами окон. Внутри до сих пор, с высокой долей вероятности, остаются тела сгоревших заживо. Вызволить их оттуда сейчас возможным не представляется – слишком высока вероятность обрушения внутренних перекрытий.
Майдан весь в свечах и траурных лентах.
Лишь горе способно сплотить так близко. Полные осознанием этого единства, люди поют гимн. Пятьдесят тысяч, один к одному. Здесь – смыслообразующий для нации стержень. То, что недопустимо стереть и забыть.
Под сценой Тимошенко ждут соратники. Всякий старается дотянуться, пожать руку.
- Юля! Юлечка!
Цветы. Всхлипывания, объятия.
Едва ли не с боями охрана прокладывает путь к самой сцене. Там уже – прямая трансляция. Выступление ее слышали все. Всякий – оценил по-своему.
Кто-то – восторженно, кто-то – критически. Иные – в духе: мы очень рады вашей свободе, правда, но ехали бы вы лечиться.
Личность Тимошенко весьма неоднозначна, относиться к ней можно по-разному, но даже самые ярые ее оппоненты, наблюдая революционных вождей в последние три месяца, хоть раз да вздыхали: «как не хватает, все-таки, Юли». Спохватываясь, тут же добавляли: не за нее стоит Майдан.
Действительно, Майдан стоял и стоит за свободу, соблюдение прав человека, защиту чести и достоинства гражданина, права на защиту. Того, чего она была лишена. И чего – в самом начале эпохи «покращення» - большинство граждан, прикрываясь мотивам политической неприязни к фигуре экс-премьера, предпочитали не замечать. Так, право, проще. И спокойнее.
Но, в том числе, этот сознательный инфантилизм обернулся нынешними трагическими последствиями.
Какое место Тимошенко займет теперь? Действительно ли намерена баллотироваться 25-го мая, или осознает преимущества статуса «символа свободы»? Ответ получим в скором времени. Очевидно: вне игры она точно не останется.