Между тем она, по сути, является очень характерным внешним проявлением уже идущих тектонических сдвигов в основах современного миропорядка.
Данная резолюция касается программы Евросоюза «Восточное партнерство», которая распространяется на шесть постсоветских соседей ЕС – Азербайджан, Армению, Белоруссию, Грузию, Молдавию и Украину. И тот, кто рискнет внимательно изучить этот полный благих пожеланий текст, с удивлением откроет для себя пункты 47 и 48 «Резюме».
В пункте 47 указанного документа представителям исполнительных структур ЕС рекомендуется в рамках программы «Восточного партнерства» «активизировать усилия по поиску путей урегулирования конфликтов в Приднестровье и на Кавказе на основе принципов международного права, неприменения силы, территориальной целостности и права на самоопределение». Пункт 48 «Резюме» призывает Евросоюз «учитывать прагматичные инициативы и инновационные подходы и установить контакты с де-факто властями и обществами непризнанных государств с целью поддержки гражданской культуры и диалога».
Формально резолюция касается шести стран, а, значит, ее пп.47, 48 относятся к четырем «непризнанным государствам» – Приднестровью, Нагорному Карабаху, Абхазии и Южной Осетии. (Строго говоря, никем не признаны только первые два, бывшие же грузинские автономии признаны Россией, а также Никарагуа, Венесуэлой и Науру.) Но даже с учетом «ограниченности в пространстве», обсуждаемый документ содержит важные новеллы. Так, пункт 48 содержит термин «непризнанные государства», который существенно разнится от ранее используемых дефиниций – «самопровозглашенные республики» или даже «самопровозглашенные независимости» (как, например, в Заявлении саммита ЕС от 1 сентября 2008 года).
С точки зрения формальной логики «самопровозглашенный» – «генетическое» определение, т.е. через способ создания. В то время как «непризнанный» – «реальное» определение, т.е. через существенный признак, отличающие данный объект от других ему подобных. Очевидно, что признак, в отличие от способа создания, может со временем измениться. Столь же очевидно, что контакты ЕС «с де-факто властями непризнанных государств» в переводе с дипломатического на общепонятный язык, являются де-факто ограниченным признанием со стороны ЕС вышеупомянутых непризнанных государств.
Что же касается «прагматичных инициатив» и «инновационных походов», то первый термин является дипломатическим эвфемизмом, означающим «real politic». Т.е. политику, исходящую из существующих реалий, политику, как «искусство возможного». А вот употребление второго термина, похоже, сигнализирует о том, что для приспособления к новым реалиям ЕС готов к применению принципиально новых подходов, даже если это новое, как водится, хорошо забытое старое.
И здесь самое время вернуться к пункту 47 «Резюме», где в одну строку упомянуты «принципы международного права», «территориальная целостность» и «право на самоопределение». Разумеется, существуют ситуации, при которых принцип территориальной целостности (или нерушимости границ) не противоречит праву наций на самоопределение, – например, в случае предоставления культурной либо территориальной автономии для национального меньшинства, либо федерализации государства.
Однако, практически любой конфликт, приведший к образованию «самопровозглашенной независимости» является, прежде всего, следствием столкновения принципов территориальной целостности и права на самоопределение. Это очевидно и для четырех конфликтов, подпадающих под резолюцию ЕС от 7.04.2011, и для множества других, как «замороженных», так и «горячих» конфликтов, идущих в мире. И в данной резолюции упоминание «права на самоопределение» – явный реверанс в сторону «непризнанных государств».
Что же касается пресловутого «международного права», то оно, традиционно, носит прецедентный характер и колеблется вместе с геополитической конъюнктурой между двумя упомянутыми принципами. И хотя принципы территориальной целостности и права на самоопределение получили свою лаконичную формулировку только в начале ХХ века, исследователи нередко возводят историю их столкновений к Французским революционным и Наполеоновским войнам (1793 – 1815) и Венскому Конгрессу (1815), или даже Тридцатилетней войне (1618 – 1648) и Вестфальскому миру (1648). Не углубляясь в исторические дебри, отметим лишь, что преобладание принципа права на самоопределение над территориальной целостностью является предвестником серьезных потрясений, меняющих политическую карту того или иного региона.
Преобладание же принципа территориальной целостности свидетельствует о желании тех, кто вышел победителем из этих потрясений, сохранить приобретения – свои и своих союзников/сателлитов, территориальные и политические.
В Европе право на самоопределение доминировало с начала ХХ века и внесло заметный, хотя и не решающий «вклад» в развязывание двух мировых войн. Версальский договор 1919 года и ряд других договоров, закреплявших итоги Первой Мировой Войны, составлялся хотя и в пользу победителей, но с учетом принципа права наций на самоопределение. Подвел черту под эпохой Потсдам (1945), который перекроил карту Европы в соответствие с самым древним принципом – «Горе побежденным!», а в качестве гарантий нерушимости новых границ активно использовались депортации. Статус-кво территориального устройства Европы был закреплен в Хельсинки (1975) в рамках принципа «нерушимости границ»; этот же принцип стал доминирующим и в мировой практике.
Однако, с тех пор произошло множество событий, «размывших» этот принцип – объединение Германии, распад СССР, Чехословакии, Югославии – эти процессы происходили в рамках права наций на самоопределение, при этом государственными становились бывшие административные границы, нерушимость которых не гарантировалась.
Начало ХХI века прошло под знаком доминирования принципа права на самоопределение, пробным камнем которого стало отделение Косово от Сербии – Международный Суд (а, значит, и пресловутое «международное право») подтвердил право косоваров на создание собственного государства. В рамках того же права на самоопределение уже произошел международно-признанный раскол Судана на арабо-мусульманский север и негритянско-христианский юг, по аналогичному конфессиональному сценарию развивается ситуация в Кот-д’Ивуаре (мусульманский север против христианского юга; причем войска Франции и ООН поддерживают северян). Историко-этнический сценарий реализуется в Ираке, где север – Курдистан – де-факто является независимой территорией и даже субъектом международных экономических соглашений.
Что же касается вопроса – кому выгоден переход от принципа территориальной целостности к принципу права на самоопределение? – то ответ будет весьма банален: более сильным! На эту тему – простенькая геополитическая задачка.
Западная дипломатия в качестве одного из путей решения ливийской проблемы рассматривает разделение станы на исторические области – Триполитанию с Феззуном (запад и юг Ливии), находящиеся под контролем Каддафи и Киренаику (восток Ливии), контролируемый повстанцами, а также создание между ними небольшой буферной зоны под международным контролем. Вопрос – где окажутся основные запасы ливийской нефти?
Варианты ответов:
- под контролем Каддафи;
- под контролем повстанцев;
- под контролем международных сил в буферной зоне.